– О да, много раз.
– Жив он, как вы думаете?
– Не знаю.
– Они еще в контакте, как вам кажется?
– Не думаю.
– Старому аспиду сейчас, наверно, за восемьдесят, – сказал сержант Спарроу. – Пожалуй что под девяносто.
– По-моему, поздновато преследовать его, даже если он еще жив, – заметил я. Мы покинули тетушкину комнату и перешли в комнату Вордсворта.
– В том-то и заключается одна из проблем «Интерпола», – объяснил сержант Спарроу. – Слишком много заведено досье. Их работа не то что настоящая полицейская работа. Ни один из них в жизни на обходе не был. У них служба гражданская, как в Сомерсет-Хаус [там помещается Управление налоговых сборов и другие государственные учреждения].
– Они выполняют свой долг, Спарроу, – произнес Вудроу. Он снял со стены снимок Фритаунской гавани и перевернул его задней стороной кверху. Затем повесил обратно. – Красивая рамка, – сказал он. – Стоит дороже, чем фотография.
– Судя по виду, тоже итальянская, – сказал я, – как и стекло.
– Может, подарок этого типа, Висконти? – предположил сержант Спарроу.
– На обороте ничего не написано, – сказал инспектор. – Я надеялся, что найду подпись. «Интерпол» не располагает даже образчиком его почерка, не говоря уже об отпечатках пальцев.
Он взглянул на клочок бумаги, который держал в руке.
– Упоминала ли ваша тетя в разговоре следующие имена: Тиберио Тити?
– Нет.
– Страдано? Пассерати? Косса?
– Она вообще мало рассказывала мне о своих итальянских знакомых.
– Это не совсем знакомые. Леонардо да Винчи? – продолжал инспектор Вудроу.
– Нет.
Он еще раз обошел все комнаты, но я видел, что он делает это только для проформы. Уже у двери он дал мне номер телефона.
– Если вы получите от вашей тети известие, – сказал он, – я попрошу вас немедленно позвонить в таком случае нам.
– Я ничего не обещаю.
– Нам просто надо задать ей несколько вопросов, – объяснил сержант Спарроу. – Против нее не выдвинуто никаких обвинений.
– Рад это слышать.
– Не исключено даже, – продолжал инспектор Вудроу, – что ей самой угрожает серьезная опасность… со стороны ее неудачных знакомых.
– В особенности от этого аспида Висконти, – ввернул сержант.
– Почему вы все время называете его аспидом?
– Просто это единственное описание, какое нам дал «Интерпол», – ответил сержант. – У них даже паспортной фотографии нет. Но когда-то, в тысяча девятьсот сорок пятом, начальник римской полиции дал ему определение «аспид». Все их архивы военного времени были уничтожены, начальник умер, и теперь мы не знаем – описание это внешности или, так сказать, нравственный портрет.
– Теперь у нас хотя бы имеется открытка из Панамы, – добавил инспектор.
– Все-таки есть что вложить в досье, – пояснил сержант Спарроу.
Тщательно заперев дверь, я последовал за ними. У меня появилось грустное ощущение, будто тетушка умерла и наиболее интересный период моей жизни окончился. Я очень долго ждал его, но он получился коротким.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Пока судно тянули на буксире, выводя его в бурно мчащийся поток желтой воды, а беспорядочно нагроможденные небоскребы и зубчатое здание таможни исчезли, как от рывка, будто это они, а не судно находились все это время на конце каната, я думал о том, какое угнетенное состояние духа было у меня в тот давний день и какими ошибочными оказались мои дурные предчувствия. Был июль, восемь утра, чайки орали, как кошки на Латимер-роуд, собирались тяжелые дождевые тучи. Лишь в одном месте над Ла-Платой проглядывало солнце, бросая на тусклую поверхность воды серебряную полоску, но самым ярким пятном на всем хмуром пространстве воды и берега было пламя, рвавшееся из газовых труб на фоне темного неба. Впереди было четыре дня плавания по Ла-Плате, Паране и Парагваю до момента встречи с тетушкой. Я повернулся спиной к аргентинской зиме и, войдя в жаркую каюту, принялся развешивать одежду и расставлять и раскладывать книги и бумаги, чтобы создать какое-то подобие домашнего уюта.
Больше полугода прошло со дня встречи с детективами, прежде чем я получил весть от тетушки. К тому времени я уже совершенно убедил себя, что ее нет в живых, и однажды во сне меня здорово напугала какая-то тварь с перебитыми лапами, которая ползла по полу ко мне, извиваясь, как змеиный хвост. Она хотела сдернуть меня с кровати вниз, чтобы легче было вонзить зубы, и меня парализовал страх, как птичку, увидевшую змею. Проснувшись, я подумал о мистере Висконти, хотя, помнится, птичек парализует кобра, а вовсе не аспид.