— Ты в порядке? Тебя никто не обидел?
— Нет.
— Уверена? Ты где? Далеко?
— Да. Да. — Соня начала уставать. План показался ей дурацким, но тут подружка вдруг задала правильный вопрос:
— Тебе нужна помощь?
— Да! — радостно воскликнула Соня.
— Ага. Что сделать?
— Ключ! — напомнила ей Соня.
— А, от вашего дома? Тебе нужен ключ?
— Нет.
— Нет?
— Ты.
— Я? — Подружка задумалась. Однако диалог уже наладился. — Хочешь, чтобы я к вам зашла?
— Да! — с еще большим облегчением воскликнула Соня. — Да!
— Цветы полить? Газ выключить? Утюг? Воду перекрыть? — Предположения сыпались как из рога изобилия.
Соня помолчала, предоставив и этому фонтану спокойно излиться, потом собралась с силами и выпалила:
— Съешь буженину!
— Что? — опешила подружка.
Тут уж паузу Соня прерывать не стала, дождалась, пока изумление подруги пройдет. Потом последовали вопросы. Какую буженину? Зачем? Когда? Сейчас?
— Да.
— И где ее взять?
Тут Соня про себя возмутилась. Ну где, спрашивается, ее можно взять? В шкафу? В тумбочке для обуви?
— В холодильнике? — догадалась подружка.
Прошло еще несколько минут довольно странного разговора. В конце концов, так или иначе, план сработал — подружка поняла, что делать. И в третий раз, когда бабушка решила навестить внучку, буженины в холодильнике не оказалось.
— Вот вредина! — возмутилась бабушка, так как все остальное, включая записку, оказалось нетронутым. То есть сказала Соне съесть буженину — она только ее и съела. Или выбросила? Кто знает. Яблоки сгнили. Молоко прокисло. Никакого сладу с этой девочкой, даже и не поругаешься толком. Вечером, когда Соня позвонила, бабушка снова высказала претензии. Она сказала, что не собирается бегать за ней по пятам с едой. Сказала, что ничего больше не оставила, раз Соне ничего не нужно. На вопрос, есть ли у Сони хоть какая-то совесть и стыдно ли ей хоть немного, Соня ответила традиционным «Да», после чего была немедленно прощена, и были весьма веские основания надеяться, что больше бабушка к Соне не поедет. Какое-то время, по крайней мере.
Но бабушка поехала. Она не повезла Соне еду, она повезла ей дорогую осеннюю куртку, которую ей отдала одна хорошая знакомая. Осень, хоть пока и была теплой, должна была неминуемо кончиться холодами. Куртку отдавали пусть и за символические, но деньги, так что ее нужно было померить. Сонина бабушка приехала часам к семи, чтобы застать Соню дома. Не застала, но не удивилась. Семь часов — детское время. Однако что-то едва уловимое забеспокоило бабушку. Что-то было не так в доме. Бабушка походила по комнатам и коридорам, проверила счетчики. Немного постояла в Сониной комнате — с умилением посмотрела на ее медведей на кровати. Уже совсем собралась уехать, так и не разобравшись в причинах своего беспокойства, но… зашла в гостиную и неожиданно поняла, в чем проблема.
На черном, покрытом лаком пианино лежал толстый-претолстый слой пыли. Никаких следов пальцев на крышке, никаких отпечатков худой костлявой попы на круглом стуле. Все в пыли, и кругом тишина. На этом пианино не играли как минимум неделю или две. Вот то, что смутило бабушку. Как может студентка, у которой уже полтора месяца как начались занятия, не заниматься дома. Совсем не заниматься! Студентка с фортепьянного отделения — тем более.
Конечно, репутация и тут делала свое дело. Бабушка задумалась в поисках объяснений. Возможно, Соня занимается в классе. Или у друзей. Или… На этом благопристойные варианты заканчивались. И тогда бабушка, которая, напомним, была женщиной умной, активной, с феминистическими взглядами на жизнь, приняла два решения. Первое — она приклеила к нижнему порожку двери едва заметную ниточку. Когда Соня придет, нитка будет обязательно вырвана. Если придет. Почему-то это вовсе перестало казаться бабушке очевидным, несмотря на съеденную буженину. Второе — на следующий же день бабушка нанесла визит в Гнесинку, и там ее ждало буквально потрясение.
— Она не сдала прошлую сессию, — разводил руками встревоженный и раздосадованный этим неприятным визитом преподаватель фортепьяно, полный круглощекий мужчина с вдохновенным выражением лица. — Она не была допущена к экзаменам.
— Я вас не понимаю! — громыхала бабушка. — Если все обстояло таким образом, почему вы не сообщили родителям? Как это возможно?