4

Сразу было видно, что Юсеф допоздна заработался в своей конторе на пристани. Белый двухэтажный домик стоял у деревянного причала на самом краю Африки, как раз за военными складами горючего, и в окне, выходившим в город, из-под занавески блеснула полоска света. Когда Скоби пробирался туда между ящиками, полицейский отдал ему честь.

– Все спокойно, капрал?

– Все спокойно, начальник.

– Вы обошли порт со стороны негритянского квартала?

– Да, начальник. Все спокойно, начальник. – Он ответил так быстро, что сразу стало видно: он лжет.

– Портовые крысы уже за работой, а?

– Нет, нет, начальник. Везде тихо, как в могиле. – Избитая, книжная фраза показывала, что полицейский воспитывался в миссионерской школе.

– Ну что ж, спокойной ночи.

– Спокойной ночи, начальник.

Скоби пошел дальше. Он уже давно не видел Юсефа – с той самой ночи, когда сириец его шантажировал, – и вдруг почувствовал странное влечение к своему мучителю. Белый домик притягивал его, как магнит; казалось, там – единственная близкая ему душа, единственный человек, которому он мог доверять. По крайней мере, этот шантажист знал его, как никто; он мог посидеть с этим толстым нелепым человеком и рассказать ему всю правду, без утайки. В непривычном для Скоби мире лжи шантажист чувствовал себя как рыба в воде, он знал тут все ходы и выходы, мог посоветоваться, даже помочь… Из-за большого ящика появился Уилсон. Фонарик Скоби осветил его лицо, как географическую карту.

– Уилсон! – удивился Скоби. – Поздно же вы разгуливаете.

– Да, – согласился Уилсон, и Скоби с огорчением подумал: как он меня ненавидит!

– У вас есть пропуск на пристань?

– Да.

– Держитесь подальше от той части, которая примыкает к негритянскому кварталу. Одному там ходить опасно. Из носа кровь больше не идет?

– Нет, – сказал Уилсон. Он и не думал трогаться с места – у него была манера вечно загораживать дорогу, так что приходилось его обходить.

– Что ж, спокойной ночи, Уилсон. Загляните к нам, Луиза…

– Я ее люблю, Скоби.

– Я это заметил. И вы ей нравитесь, Уилсон.

– А я ее люблю, – повторил Уилсон. Он подергал брезент, прикрывавший ящик. – Разве вам понять, что это значит!

– Что именно?

– Любовь. Вы никого не любите, кроме себя, подлец вы этакий!

– У вас расходились нервы, Уилсон. Это климат. Вам надо полежать.

– Вы бы не вели себя так, если бы ее любили.

По черной воде с невидимого корабля донеслись звуки патефона – надрывно звучала модная песенка. Часовой кого-то окликнул, и тот ответил паролем. Скоби опустил фонарик, теперь он освещал только противомоскитные сапоги Уилсона.

– Любовь не такая простая штука, как вы думаете, Уилсон, – сказал он. – Вы начитались стихов.

– А что бы вы сделали, если бы я ей все сказал… насчет миссис Ролт?

– Но вы ведь ей уже сказали, Уилсон. То, что вы об этом думаете. Однако она предпочитает мою версию.

– Смотрите, Скоби, я до вас доберусь.

– Вы думаете, Луизе будет лучше?

– Со мной она будет счастлива! – простодушно похвастал Уилсон дрогнувшим голосом, который перенес Скоби на пятнадцать лет назад и напомнил ему человека куда моложе, чем тот замаранный субъект, который разговаривал сейчас с Уилсоном на берегу моря, прислушиваясь к тихому плеску воды о деревянный причал.

  93