– Сожжешь, не волнуйся, – отмахнулся Перегрин, подхватывая шляпу и перчатки.
Вытянув правую руку, он пристально уставился на нее. Она не дрожала. Это немного приободрило его. Неслышно выйдя из комнаты, Перегрин спустился по лестнице. Камердинер следовал за ним по пятам, держа в руках канделябр, чтобы осветить ему погруженные в темноту ступеньки, и отодвинул засов на входной двери.
Напротив дома стоял опрятный экипаж, а на тротуаре застыл мистер Фитцджон, кутающийся в просторное пальто; он как раз сверялся со своими часами.
– До свидания, Джон, – сказал Перегрин. – Если мы больше не увидимся… словом, до свидания, и не забудь о письмах. Я не опоздал, Фитц?
– Минута в минуту, – заверил его мистер Фитцджон. Окинув Перегрина внимательным взглядом, он, похоже, остался удовлетворен. – Садись, Перри. Выспался?
– Выспался ли я? Еще бы! Спал сном младенца, пока слуга не разбудил меня сегодня утром! – откликнулся Перегрин, усаживаясь в экипаж.
– Будь я проклят, но ты ведешь себя как заправский бретер! – одобрительно заметил мистер Фитцджон. – Сегодня у тебя первая дуэль, или тебе уже приходилось драться раньше?
– Нет. Честно говоря, сегодня у меня первый раз, – признался Перегрин. – Но, надеюсь, не последний.
– На этот счет можешь не волноваться, – чересчур уж сердечно заявил мистер Фитцджон и принялся тыкать в сиденье напротив кончиком своей трости. – Ты не хочешь убивать его, и я ни за что не поверю, будто он намерен убить тебя. Но при этом, Перри, не вздумай рисковать и спускай курок, как только прозвучит команда, понял? Ты ведь уже стрелял у Мэнтона, верно? Словом, не медли. Все, что от тебя требуется, – представить, будто ты в тире и стреляешь по мишеням. Разницы нет никакой.
Перегрин отвел глаза от мелькавших за окошком домов и долгим взглядом уставился на друга.
– В самом деле? – осведомился он.
Мистер Фитцджон встретил его взгляд, но потом опустил глаза и принялся изучать набалдашник своей трости.
– Нет, разница есть, – согласился он. – Но отец однажды сказал мне: секрет хорошего дуэлянта в том и состоит, чтобы убедить себя, будто ее нет.
Перегрин согласно кивнул, взял в руки продолговатый ящичек, лежавший на сиденье напротив, и открыл его. В нем оказалась пара простых дуэльных пистолетов.
– Можешь примериться к ним: они не заряжены, – посоветовал мистер Фитцджон.
Перегрин вынул из ящичка один из них, взвесил его на руке и попробовал собачку. Затем положил его на место и закрыл крышку.
– Хорошая балансировка, – заметил он.
– Да, первоклассное оружие, – согласился мистер Фитцджон. – Легкий спуск, разумеется. Достаточно малейшего нажатия.
Карета остановилась на Грейт-Ормонд-стрит, чтобы подобрать доктора, который, едва лошади успели остановиться у его крыльца, вышел из дому и проворно запрыгнул в экипаж. Под мышкой он держал черный саквояж, в котором, как предполагал Перегрин, находились инструменты его ремесла. Странно, однако вид саквояжа произвел на юношу куда более удручающее впечатление, нежели шкатулка с пистолетами.
– Вы как раз вовремя, джентльмены, – сообщил доктор, потирая руки. – Прохладное выдалось утро, не находите?
– Да уж, не жаркое, – согласился мистер Фитцджон. – Но совсем скоро мы все будем пить горячий кофе в одном уютном местечке неподалеку от Грина, которое я хорошо знаю.
– Что до меня, то я не прикасаюсь к кофе, – заявил доктор. – Считаю его вредным для желудка. Какао – это да, нет никакого вреда от чашки какао, а в некоторых случаях оно может оказаться чрезвычайно полезным.
Предмет разговора явно представлял для него повышенный интерес; не исключено, правда, что заодно он хотел отвлечь Перегрина от предстоящей дуэли. Словом, как бы там ни было, доктор пустился в рассуждения о вреде и пользе вина и чая для человеческого организма; он все еще разглагольствовал к тому времени, когда карета прибыла к деревушке Уэстбурн-Грин.
Место встречи находилось неподалеку от дороги, и карета смогла подъехать к нему прямо по полю.
– Мы первые, – сообщил мистер Фитцджон, спрыгивая на землю. – Но ждать нам осталось недолго, потому что время уже близится к восьми. Разве что, естественно, наш противник не передумал. Перри, если тебе будут предложены извинения, то я приму их.
– Очень хорошо, – ответил Перегрин, вдруг обнаруживший, что язык повинуется ему с трудом.
Он вылез из экипажа и со своим другом зашагал к месту дуэли. Хотя день обещал быть пасмурным, стало уже совсем светло. Дул резкий, порывистый ветер, и собирающиеся на горизонте тучи грозили пролиться скорым дождем. Перегрин сунул в карманы руки, чтобы они не замерзли, и запрокинул лицо к небу. В желудке у него образовался неприятный холодок, но во всем остальном он испытывал странное ощущение отстраненности, словно смотрел на себя со стороны.