83 
– Не теряйте надежды, сеньор Фортнум.
– Надежды на что? С тех пор как я женился на Кларе, я стал бояться смерти. Есть только одна счастливая смерть – это смерть вдвоем, но, даже если бы вы не вмешались, я слишком стар, чтобы так умереть. Подумать страшно, что она останется одна и будет бояться, когда наступит ее очередь умирать. Я хотел бы находиться рядом, держать ее за руку, утешать: ничего, Клара, я ведь тоже умираю, не бойся, и не так уж плохо умереть. Вот я и заплакал, теперь вы сами видите, какой я храбрец. Только мне не себя жалко, отец. Просто мне не хочется, чтобы она была одинока, когда станет умирать.
Отец Ривас неопределенно взмахнул рукой. Может быть, хотел его благословить, но забыл, как это делается.
– Господь да пребудет с вами, – сказал он без особой уверенности.
– Оставьте его себе, вашего господа. Простите, отец, но я что-то не вижу даже и признаков его присутствия, а вы?
Доктор Пларр ушел в другую комнату, бешено злясь неизвестно на что. Каждое слово письма, продиктованного Фортнумом, он почему-то воспринимал как упрек, несправедливо направленный в его адрес. Он был так разъярен, что зашагал прямо к выходу, но, почувствовав, что автомат индейца упирается ему в живот, остановился. Ребенок, думал он, что ни слово – ребенок, верный друг, не давай ребенку сладостей, чувствую, как он брыкается… Он постоял на месте, хотя автомат все так же упирался ему в живот, и желчно сплюнул на пол.
– В чем дело, Эдуардо? – спросил Акуино.
– До смерти надоело сидеть здесь, как в клетке. Какого черта, неужели вы не можете мне поверить и меня отпустить?
– Нам нужен врач для Фортнума. Если ты уйдешь, ты не сможешь вернуться.
– Я ничем больше не могу помочь Фортнуму, а здесь я как в тюрьме.
– Ты не говорил бы так, если побывал бы в настоящей тюрьме. Для меня это свобода.
– Сто квадратных метров земляного пола…
– Я привык к девяти. Так что мир для меня намного расширился.
– Ты, наверно, можешь сочинять стихи в любой дыре, а мне здесь нечего, абсолютно нечего делать. Я врач. Одного пациента мне мало.
– Теперь я больше не сочиняю стихов. Они были частью тюремной жизни. Я сочинял стихи, потому что их легче запомнить. Это был способ общения, и все. А теперь, когда у меня есть сколько угодно бумаги и ручка, я не могу написать ни строки. Ну и плевать. Зато я живу.
– Ты зовешь это жизнью? Вам даже нельзя прогуляться в город.
– Я никогда не любил гулять. Всегда был лентяем.
Вошел отец Ривас.
– Где Пабло и Диего? – спросил он.
– На посту, – сказал Акуино. – Ты их сам послал.
– Марта, захвати одного из них и ступай в город. Может, это наша последняя возможность. Купи как можно больше продуктов. Чтобы хватило на три дня. И чтобы их нетрудно было нести.
– Отчего ты встревожился? – спросил Акуино. – Ты узнал плохие новости?
– Меня беспокоит вертолет… и слепой старик тоже. Ультиматум истекает в воскресенье вечером, а полиция может быть здесь задолго до этого.
– И что тогда? – спросил доктор Пларр.
– Мы его убьем и попытаемся скрыться. Надо запастись провизией. Придется обходить города стороной.
– Ты играешь в шахматы, Эдуардо? – спросил Акуино.
– Да. А что?
– У меня есть карманные шахматы.
– Давай их скорей сюда, сыграем.
Они уселись на земляном полу по обе стороны крохотной доски; расставляя фигурки, доктор Пларр сказал:
– Я играл почти каждую неделю в «Боливаре» с одним стариком по фамилии Хэмфрис. Мы играли с ним и в тот вечер, когда вы дали такую промашку.
– Хороший шахматист?
– В тот вечер он меня обыграл.
Акуино играл небрежно, торопился делать ходы, а когда доктор Пларр задумывался, напевал себе под нос.
– Помолчи, – попросил его доктор Пларр.
– Ха-ха. Прижал я тебя, а?
– Напротив. Шах.
– С этим мы живо справимся.
– Опять шах. И мат.
Доктор Пларр выиграл подряд две партии.
– Ты для меня слишком сильный игрок, – сказал Акуино. – Лучше бы мне сразиться с сеньором Фортнумом.
– Никогда не видел, чтобы он играл в шахматы.
– Вы с ним большие друзья?
– В некотором роде.
– И с его женой тоже?
– Да.
Акуино понизил голос:
– Этот младенец, о котором он все время говорит, – он твой?
– Мне до смерти надоели разговоры об этом младенце. Хочешь еще партию?
Когда они расставляли фигуры, они услышали ружейный выстрел, он донесся издалека. Акуино схватил автомат, но больше выстрелов не последовало. Доктор Пларр сидел на полу с черной ладьей в руке. Она взмокла от пота. Все молчали. Наконец отец Ривас сказал:
83 
