– Кто-то просто стрелял в дикую утку. Нам начинает чудиться, что все имеет к нам отношение.
– Да, – сказал Акуино, – и даже вертолет мог принадлежать городскому муниципалитету, если бы не военные опознавательные знаки.
– Сколько времени до следующей передачи известий по радио?
– Еще два часа. Хотя могут передать и экстренное сообщение.
– Нельзя, чтобы радио было все время включено. Это единственный приемник во всем квартале. И так уже о нем слишком много знают.
– Тогда мы с Акуино можем сыграть еще партию, – сказал доктор Пларр. – Я даю ему ладью фору.
– Не нужна мне твоя ладья. Я побью тебя на равных. У меня просто не было практики.
За спиной Акуино доктор Пларр видел отца Риваса. Маленький, пропыленный, он был похож на усохшую мумию, выкопанную из земли с дорогими реликвиями, захороненными вместе с нею, – револьвером и потрепанным томиком в бумажном переплете. Что это – требник? – спросил себя доктор Пларр. Или молитвенник? С чувством безысходной скуки он опять повторил:
– Шах и мат.
– Ты играешь слишком хорошо для меня, – сказал Акуино.
– Что ты читаешь, Леон? – спросил доктор Пларр. – Все еще заглядываешь в требник?
– Уже много лет как бросил.
– А что у тебя в руках?
– Детектив. Английский детектив.
– Интересный?
– Тут я не судья. Перевод не очень хороший, да и в книгах такого рода всегда угадываешь конец.
– Тогда что же там интересного?
– Ну, все же приятно читать повесть, когда заранее знаешь, чем она кончится. Повесть о вымышленном царстве, где всегда торжествует справедливость. Во времена, когда господствовала вера, детективов не было – вот что любопытно само по себе. Господь бог был единственным сыщиком, когда люди в него верили. Он был законом. Порядком. Добром. Как ваш Шерлок Холмс. Бог преследовал злодея, чтобы его наказать и раскрыть преступление. А теперь закон и порядок устанавливают люди вроде Генерала. Электрические удары по половым органам. Пальцы Акуино. Держат бедняков впроголодь, чтобы у них не было энергии бунтовать. Я предпочитаю сыщика. Я предпочитаю бога.
– Ты все еще в него веришь?
– Относительно. Иногда. Не так-то просто ответить – да или нет. Конечно, уже не в того бога, о котором нам говорили в школе или в семинарии.
– В своего личного бога, – сказал доктор Пларр, снова его поддразнивая. – Я-то думал, что это протестантская ересь.
– А почему бы и нет? Разве та вера хуже? Разве она менее истинная? Мы больше не убиваем еретиков – только политических узников.
– Чарли Фортнум – тоже твой политический узник.
– Да.
– Значит, ты и сам немножко похож на Генерала.
– Я его не пытаю.
– Ты в этом уверен?
Марта вернулась из города одна. Она спросила:
– Диего здесь?
– Нет, – ответил отец Ривас, – он ведь пошел с тобой… или ты взяла с собой Пабло?
– Диего остался в городе. Сказал, что меня догонит. Ему нужно забрать бензин. Бензина в машине, говорит он, почти не осталось и запаса нет.
Акуино сказал:
– Это неправда.
– Его очень напугал вертолет, – сказала Марта. – И старик тоже.
– Вы думаете, он пошел в полицию? – спросил доктор Пларр.
– Нет, – сказал отец Ривас, – в это я никогда не поверю.
– Тогда где же он? – спросил Акуино.
– Его вид мог показаться подозрительным, вот его и задержали. Мог пойти к женщине. Кто знает? Мы, во всяком случае, ничего не можем поделать. Только ждать. Сколько времени до последних известий?
– Двадцать две минуты, – сказал Акуино.
– Скажи Пабло, чтобы он вернулся в дом. Если нас засекли, ему нет смысла находиться снаружи, где его схватят в одиночку. Лучше всем держаться вместе до конца.
Отец Ривас взялся за свой детектив.
– Все, что нам остается, – это надеяться, – сказал он. И добавил: – До чего же удивительно спокоен там мир. Все так разумно устроено. Никаких сложностей. На каждый вопрос есть ответ.
– О чем ты говоришь? – спросил доктор Пларр.
– О том, каким выглядит мир в этом детективе. Можешь объяснить, что такое Бредшоу?
– Бредшоу?
Доктору Пларру казалось, что впервые с тех пор, как они еще ребятами вели долгие споры, Леон так спокоен. Не теряет ли он по мере того, как положение все больше осложняется, чувства ответственности, подобно игроку в рулетку, который, отбросив свою систему игры, даже не старается следить за шариком. Ему не следовало заниматься такими делами – он больше на своем месте в роли священника у одра больного, покорно ожидающего его конца.