По мнению Лори, это во многом объясняло характер Кэрсона.
Такая ответственность слишком тяжела для ребенка. Он прилежно учился, а после школы брался за любую работу, с которой мог справиться. И каким-то образом он все еще продолжал жить для брата.
Она знала, что Кэрсон обвиняет себя за то, что случилось с Куртом. Но Курт всегда гонялся за свободой и скоростью. Кэрсон сделал все возможное, чтобы сделать из брата ответственного человека. Но только сам человек может заставить себя измениться.
Но главное, подумала Лори, глядя на телефон, который все еще держала в руке, они должны попытаться помочь Анжеле.
Она положила трубку на место и направилась в кухню.
Холодильник оставался пустым с тех пор, как она утром достала последнюю пачку апельсинового сока. Тогда Лори решила, что надо сходить в магазин, но планы поменялись, и она совсем забыла о еде.
Качая головой, она подумала, что в одних сутках недостаточно часов. Она захлопнула дверцу. Но все-таки не помешало бы что-нибудь перехватить.
Она посмотрела на себя. Не было никакой опасности, что она похудеет. Лори достаточно хорошо кушала за двоих.
Раздавшийся звонок ее удивил. Она никого не ждала. У ее друзей не было привычки приходить без звонка.
Снова раздался звонок. Лори посмотрела в глазок, но внешность стоящего за дверью нельзя было, как следует разглядеть. Лори подумала, что надо было установить камеру.
— Кто там? — спросила она. Неужели она не видит, что это он?
— Открывай дверь, Лори, — сказал он ей нетерпеливо.
Кэрсон?
Она только что оставила его на парковке. Что он делает здесь?
Лори открыла дверь. Он держал перед собой большую коричневую сумку. Это был какой-то другой Кэрсон.
Она ему улыбнулась:
— Привет.
— Привет.
Что это было — ее воображение или он стал вдруг застенчивым? Или он поглупел? Пожалуй, учитывая все произошедшее, чувствует себя глупо она сама, после случая на парковке.
Кэрсон откашлялся.
— Я, собственно, пришел поужинать.
Она рассмеялась, подумав о своем холодильнике. Кэрсон ужинал у нее несколько раз, но сегодня она его не приглашала.
— Боюсь, что тебе не повезло, если только тебя не устроит сода, или замороженный сельдерей, или брокколи, у которой такой вид, будто она приняла другую жизненную форму.
Кэрсон почувствовал себя как Санта-Клаус.
— Я кое-что с собой принес. — Он поднял сумку, которой все это время, как будто защищался. — Еда. Я вспомнил, что ты тоже любишь мексиканскую кухню. Ты ничего не ела. — Почему она заставляет его так волноваться? Ужин — это простой предлог зайти.
Лори была тронута его поступком.
— Нет, я не ужинала.
Он все еще стоял в дверях. Она пригласила его войти.
— Очень мило с твоей стороны.
Он фыркнул, не желая слушать комплименты и благодарности.
— Не делай из мухи слона. — Кэрсон подтолкнул дверь, и она закрылась. — Ты не должна пренебрегать питанием своего ребенка.
Она усмехнулась, провожая его на кухню. Мексиканскую еду, она очень любила.
— Судя по нашим кулинарным пристрастиям, мы оба должны были родиться в сомбреро, напевая мексиканскую песню.
Кэрсон положил сумку на кухонный стол. Он был удивлен ее комментарием.
— Это стереотипное мышление.
— Стереотипы здесь ни при чем. — Она аккуратно распаковала пластиковые коробки. — Стереотипы обычно рождаются из реальности. Кроме того, я люблю мексиканскую музыку. И мексиканские драгоценности. И даже не пытайся заставить меня отказаться от приема мексиканской пищи.
Ее мать была частично мексиканкой, хотя, глядя на бледную кожу Лори, представить это было трудно. Воспоминания о блюдах, которые готовила мать, до сих пор увлажняли ей рот слюной каждый раз, когда она о них думала. Ее любимые воспоминания о прошлом были связаны с тем, что она стоит с матерью на кухне и помогает ей готовить кушанья, которые были приняты в их доме, когда она была маленькой.
Лори встала на цыпочки, чтобы достать с полки две обеденные тарелки. Недолго думая, Кэрсон опередил ее и снял их с полки. Лори с удивлением повернулась к нему, выставляя вперед живот.
Он отступил назад, как будто спасался от горящего факела, а не от беременной женщины.
— Я выше, — заметил он, бормоча извинения.
Лори посмотрела на свои ноги. Она обычно не ходила при нем босая.
— Я не обулась, — пробормотала она.