Последнее замечание вызвало дружный смех.
Элизабет услышала, что подъехал еще один автомобиль, но посмотреть, кто приехал, она никак не могла.
— Черт возьми, вот уже и папа, — сказала Элана.
— Он тебе говорил что-нибудь о своем завещании?
— Я пыталась завести об этом разговор всякий раз, когда он звонил. Но он был не очень доволен моей настойчивостью.
— Не можем же мы плыть по течению, — сказала Фелиция. — Слишком уж высока ставка.
— Я говорила с адвокатом Эдгара, и он сказал, что без добрачного соглашения все, что ей требуется, — это пережить папу, и тогда основная часть денежек достанется ей.
— Меня совершенно не волнуют эти деньги, — сказала Фелиция.
Сестры пошли дальше. В первый момент Элизабет не могла определить, в каком направлении они двигаются, но потом решила, что они отправились к дому.
— Это же… — донесся обрывок слов Фелиции, но его заглушил стук захлопнувшейся дверцы машины.
— Ох, Фелиция, он бы просто умер, если бы услышал, что ты это говоришь.
— Я бы этого не хотела.
Хотя опасность, что ее обнаружат, и миновала, Элизабет не двигалась. Она была не столько удивлена, сколько расстроена тем, что случайно услышала.
— Ну и парочка, — сказала Алиса, открывая глаза и поворачивая голову, чтобы посмотреть на Элизабет. — Что ж, это лишь доказывает, что ничтожества плодятся не только в маленьких городках.
Элизабет положила на землю книгу, потерла ладонями лицо, словно могла этим стереть случайно подслушанную мерзость.
— А я надеялась, что ты спишь, — сказала она.
— К несчастью, нет.
— Просто поверить не могу, какой же я была наивной. Я-то думала, они будут счастливы, что их отец наконец-то нашел кого-то и полюбил после стольких лет одиночества.
— Раньше ты была посообразительней, Дженни… черт подери, Элизабет.
— Но я, как ты знаешь, время от времени даю себе удовольствие принять желаемое за действительное.
Алиса подтянулась и села.
— Думаю, с Эланой ты управишься без особенных хлопот, но Фелиция — дело другое. Что это она имела в виду… что, собственно, Амадо сделал с их матерью?
— София покончила с собой. Это произошло, когда у нее гостила Фелиция. Амадо сказал, что она оставила длинную и бестолковую записку, обвиняя его в том, что стала несчастной. И Фелиция никогда ему этого не прощала.
— Ужасно проделать такое перед собственным ребенком.
— Фелиция так никогда и не позволила Амадо взглянуть на эту записку, но время от времени шантажирует его, не желая слушать оправданий.
Алиса слегка вздрогнула.
— Насколько я понимаю, одно хорошо — что Фелиция живет в трех тысячах миль отсюда. Подумать только: так говорить о своем собственном отце! Им должно быть стыдно за себя.
— Амадо не перенес бы всего этого.
— А ты уверена, что он не знает? Он и сам, возможно, позволяет себе удовольствие выдать желаемое за действительное, когда дело касается этой парочки, но ведь не слепой же он.
Элизабет потянулась вниз, чтобы вынуть дубовый листок из своей сандалии.
— Я уверена, что тогда он предупредил бы меня.
— И как бы это выглядело? «Остерегайся моих дочерей: это юные ведьмочки, которые сделают тебя несчастной, если только предоставить им малейшую возможность», — так, что ли? Амадо любит тебя, Элизабет, но ведь Элана и Фелиция — его дочери. Я считаю, что для такого мужчины, как Амадо, дети — это все, — Алиса натянула юбку на колени, собираясь подняться. — Если у тебя будет собственный ребенок, это стронет чашу весов. Особенно если это окажется сын.
Мысль использовать ребенка в этой игре вызвала у Элизабет отвращение.
— Я не хочу одного сына, — сказала она. — Я хочу по крайней мере пятерых. И еще пятерых дочерей. И в один прекрасный день этот огромный пустой дом зазвенит голосами играющих детей.
Удары сердца Элизабет громом отдавались у нее в ушах, когда она дожидалась в вестибюле винного завода первых звуков «Свадебного марша». Она сделала глубокий вдох, а потом другой, третий…
— Держи себя в руках, а не то потеряешь сознание, — сказала ей Алиса. — Ты только подумай, как смешно будешь выглядеть, когда мне придется выволакивать тебя из церкви.
— Просто не верится, что я так нервничаю, — призналась Элизабет.
— Ну, ты вполне имеешь право… хотя бы для этого и не было никаких оснований.
— Консуэла просто прелесть, да? Не знаю, что бы я без нее и делала.