— И это все? — спросил он, помолчав. — Полагаешь, я этим удовлетворюсь?
Марианна так прикусила губу, что ощутила во рту соленый вкус крови. Больше она не сможет сказать ни слова. Она просто кивнула, и это резкое конвульсивное движение головы, вместе со сжатыми кулаками и смертельной бледностью застывшего лица, подсказало Хадсону, что он перегнул палку.
— Хорошо.
Она ожидала чего угодно, только не этого!
— Хорошо? — слабо повторила она, отказываясь верить в его внезапную капитуляцию. — Что значит «хорошо»?
— «Хорошо» значит «согласен», «все в порядке», — улыбнулся Хадсон.
Марианна была слишком взволнованна, иначе непременно заметила бы, что Хадсон улыбнулся — одними губами. Глаза его оставались темными, непроницаемыми и безжалостными, словно глубокая вода.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Марианна никак не ожидала, что после всего происшедшего сможет наслаждаться прогулкой. Однако звуки и запахи марокканского базара очаровали ее, и через несколько минут она с удивлением обнаружила, что больше не мучается страхами и сожалениями и не дрожит от близости Хадсона.
По дороге Хадсон рассказал ей, что базар на Востоке — не только место купли-продажи, но и своеобразный клуб, где заключаются сделки, происходят встречи друзей и обмен новостями. Базар заменяет обитателям пустыни кино, благотворительные и прочие развлечения, к которым привыкли деревенские жители на Западе.
— Вкус настоящего Марокко. — Мягкий голос Хадсона вторил ее мыслям. Он взял ее за руку, и от этого прикосновения Марианна вновь остро ощутила его близость. — Домашний суп. — Хадсон кивнул в сторону котелка, перед которым сидел смуглый бородатый марокканец с выдубленной солнцем кожей. — Приготовлен на примитивном очаге в каменной хижине — если вообще не в кочевом шатре. Здесь, вдали от больших городов, царствует прошлое.
— Вижу. — Похоже, Хадсон решил сыграть роль обходительного гида, подумала Марианна. Она улыбнулась, взглянув в блестящие черные глаза марокканца, и получила в ответ ослепительную белозубую улыбку.
Один крестьянин продавал живых цыплят, связанных вместе за ноги, держа их головами вниз. Другой предлагал овощи, третий — яйца в плетеных корзинах. В одном ряду Марианна увидела целую пирамиду солнечных дынь, а рядом — сморщенного старичка-араба, склоненного над медной жаровней. Араб жарил ломти баранины и продавал желающим перекусить; чтобы запить острую пищу, марокканцы подходили к водоносу, и тот за несколько мелких монет плескал им воду прямо в горсть. Марианна не могла отвести глаз от этой почти библейской сцены.
Все здесь было так живо, так ярко, полно красок, звуков и запахов и в то же время так разительно отличалось от привычной жизни, что Марианна невольно спрашивала себя, уж не перенеслась ли она в далекое прошлое. Или, может быть, в иной мир?
Ах, если бы… Из-под опущенных ресниц она бросила робкий взгляд на Хадсона. Если бы перенестись в мир, где нет ни Майкла, ни его уродливой тайны, ни прошлого, оскверненного Майклом, ни будущего — только настоящее. Только Хадсон рядом с ней, его звучный голос, тепло его руки.
— Анни, ты хоть раз вспоминала обо мне за эти два года?
Вопрос прозвучал спокойно, как бы между прочим. Марианна бросила взгляд ему в лицо, но в холодных серых глазах не отражалось ни намека на чувство.
— Так как же? — терпеливо повторил он.
— Я… д-да, конечно, — выдавила Марианна. — Иногда.
— Иногда. — Хадсон задумчиво кивнул. — И с каким же настроением? Ты хоть немного сожалела о том, что сделала?
— Я… — Он держал ее за руку и, должно быть, почувствовал, как она вздрогнула, но его красивое лицо оставалось бесстрастным, словно выбитое на медали. — Хадсон… — Голос ее дрогнул и прервался. «Нет, я не смогу! — билась в голове паническая мысль. — Я не выдержу, не вынесу эту навязанную мне роль! Он слишком умен, еще немного — и увидит меня насквозь!» — Хадсон, в таких разговорах нет смысла.
— Сколько же личностей скрывается за этой прекрасной ширмой? — заговорил Хадсон тихо, словно обращаясь к самому себе. — Такое чувство, словно я сижу перед телевизором и смотрю шоу с переодеваниями. «А теперь попросим на сцену настоящую Марианну Хардинг!» — Он улыбнулся, однако в этой улыбке не было теплоты. — Но нет, напрасно надеяться. Ты никогда этого не сделаешь.
— Чего? — спросила Марианна.