Он почувствовал покалывающее напряжение, осознав, что может рассматривать ее без ее ведома. Она была первой женщиной, с которой он провел всю ночь, первой женщиной, которую он наблюдал во сне. Служанок, которые ему нравились, он брал обычно там, где находил. Некоторые, кого он приводил к себе в постель, уходили сразу после того, как утоляли его страсть. Корлисс он покидал сам, так как не имел ни малейшего желания проводить всю ночь в ее постели. Так же он поступал с другими придворными дамами, с кем бывал в связи.
Почему он не возражал против того, чтобы разделить постель с этой девушкой-викингом? Не возражал? Нет, это не так. Он хотел спать с ней. Но почему именно с ней? Ведь он презирал ее. Так ли это? Она и ей подобные сделали его несчастнейшим человеком. Правда, она женщина, но воспитана в той же вере, что и мужчины, пришедшие сюда, чтобы грабить и убивать его людей. Она принадлежит к проклятому племени викингов, язычница — мерзкая для благопослушного христианина.
Если, несмотря на все это, он ее не ненавидел, то должен был по крайней мере презирать. Ему следовало бы успешнее бороться с притягательной силой ее очарования, которое она излучает. Он испугался самого себя, потому что она заставила его почувствовать свою слабость, и все стало еще хуже после того, как она доказала ему, что ее воля сильнее его. Она желает его по-прежнему. Последняя ночь в этой комнате доказала это. И все же она целую неделю отказывала ему и продолжала бы отказывать, если бы он не взял ее силой.
Ройс щелкнул языком. Нет смысла осыпать себя упреками. Это произошло, и это еще не конец. Ему недостаточно один раз удовлетворить свое желание. Она желанна для него всегда. И противиться этому, все равно, что отрезать руку, когда поранен палец, — бессмысленно и вызывает еще большие страдания. Даже сейчас он желал ее. И если не будил, то только потому, что знал: он возьмет ее позже.
Какое пьянящее чувство — знать, что эта женщина в его власти. Раб, который стал рабом, попав в плен, имеет меньше прав, чем британцы, рожденные рабами, или свободные люди, порабощенные за какие-то грехи и не имеющие возможности заплатить за свою свободу. Церковь карает за жестокое обращение с этими рабами. Кто порабощен за преступление, может быть освобожден через год своими родственниками. Кто родился рабом, может купить себе свободу. Этим рабам разрешено продавать то, что они производят в свободное время. Но если это пленный раб — все по-другому. Его можно выкупать или нет, продавать или нет, убивать или нет. Решение принимают их господа.
Это делало Кристен его собственностью, с которой он может поступать, как ему заблагорассудится, без ограничений, как если бы она была его женой. Он может брать ее где и когда только пожелает, и она не смеет ему отказывать. Но особое удовольствие он получал от сознания того, что она не ненавидит его, что она наслаждается его телом так же, как он ее.
Если бы он поразмышлял еще пару минут в этом направлении, он бы не удержался и разбудил ее. Уже сейчас он не смог удержаться от того, чтобы погладить ее, прежде чем уйти. Он просунул руку между ее грудями, которые лежали одна на другой, и нежно взял одну в ладонь. Кристен улыбнулась во сне. Ройс тоже улыбнулся, увидев это.
Черт бы его побрал, но она может возбуждать разнообразными способами, он и сейчас еще находился в состоянии эйфории. Он спрашивал себя, знает ли она, что ее чувственная сила делает ее исключением из ряда женщин. Он не знал другой женщины, в ком можно было бы вызвать такую страсть.
Когда он оделся и спустился вниз, он решил хорошо провести этот день. Даже перспектива неприятного разговора с пленниками не могла испортить ему сегодня настроения. Он нашел их на площади перед домом, они стояли группой перед сараем, построенным для них, так как Вайте в ожидании Ройса не отправлял их на работу. Он перепоручил их Лиману, а рядом с ним находился лишь Торольф. Молодой викинг был настроен решительно, судя по взгляду, который он обратил к Ройсу, приглашая последовать за ним в сарай для беседы с глазу на глаз. Ройс подумал, что речь пойдет о чем-то важном лично для Торольфа.
— Я слышал, вы сегодня утром спорили о чем-то, Торольф. Ты расскажешь мне, о чем?
Цепи Торольфа гремели, когда он взволнованно ходил взад и вперед по сараю.
— Это? — Он сделал отрицательное движение рукой. — Это не суть важно. Бьярни сердит Отера своими шутками. — Он замолчал и посмотрел в глаза Ройсу. — Речь о Кристен.