— Что-то сомнительно, — ответила я.
Уолли встал и стряхнул землю со своих шортов.
— Отнесу это Сюзи, пока она не рассердилась, — сказал он, направляясь к выходу из палатки.
Он приподнял полог и тут же опустил его, словно увидел чудо, с которым не смел встретиться лицом к лицу. Потом прищурился и вновь поднял полог.
Посреди лагеря стоял грузовичок, и Коджи, один из местных скаутов, разгружал ящики с маркировкой знаменитого парижского ресторана. Небольшая группа моих помощников с благоговейным трепетом наблюдала, как на землю осторожно выгружают ящики с лобстерами, свежие фрукты и головки сыра бри. Нечто подобное я видела лишь однажды.
Уолли вышел из палатки.
— Теперь я знаю, — пробормотал он, — есть Бог на земле.
— Бог — слишком сильно сказано, — раздался голос, — но в святые записать можно.
При первых же словах Алекса я обернулась. Он стоял в метре позади меня — вошел в палатку незаметно. Его руки явно не находили себе места, и я поняла, что он нервничает больше, чем хочет мне показать.
— Я подумал: «А что я могу привезти женщине, которая вот-вот изменит ход эволюции?» Цветы показались мне неуместными. А со времен своего последнего визита в Танзанию я помнил, что местная кухня оставляет желать лучшего…
— Ой, Алекс! — воскликнула я и бросилась ему в объятия.
Его руки прошлись по моей спине, вновь познавая мое тело. Я вдохнула знакомый запах его кожи и разгладила складочки на его одежде.
— Я думала, ты на меня сердишься, — сказала я.
— Да, я сердился, — признался Алекс. — Пока не понял, что веду себя как последний идиот. Мы могли бы поцеловаться и все забыть.
Я обхватила его лицо руками. Я чуть не лопалась от счастья, что он стоит передо мной, и недоумевала, как могла жить с пустотой в душе.
— Я прощаю тебя, — сказала я.
— А я еще не извинился.
Я уткнулась лбом в его подбородок.
— Мне все равно.
Он с нежностью наклонился ко мне. Я слышала радостные возгласы студентов, когда на улице начали вскрывать картонные коробки.
— Если это на самом деле то же, что получить награду Киноакадемии, — сказал Алекс, — то я настолько горжусь тобой, что ты даже не можешь себе представить.
Я прильнула к нему, думая о том, что похвала, которую я получила из уст Арчибальда Кастера, и вся слава от этой находки меркнут перед словами Алекса. Его мнение единственное имело значение.
Тем вечером у нас был роскошный ужин, и даже привкус дыма костра, появившийся у телячьей отбивной, только придавал ей некую пикантность. Алекс непринужденно болтал с моими помощниками, заставляя их смеяться над шутками и ошибками, которые он совершал, играя роль антрополога в фильме, пока не приехала я и не внесла коррективы. Но когда пятеро студентов взяли несколько бутылочек «Бордо» и предложили устроить вечеринку возле места раскопок, Алекс отказался. Он взял бутылку вина и протянул руку, чтобы помочь мне встать, как будто мы обо всем договорились заранее.
Он застегивал палатку, а я стояла к нему спиной, глядя на свою расческу, зубную щетку и тюбик зубной пасты рядом с треснувшей раковиной. Я что-то должна была сказать Алексу, но не помнила, что именно. Его руки замерли у меня на талии.
— Да что это с нами: со мной и с тобой, с палатками и Танзанией?
Невозможно было не вспоминать ту, первую ночь, когда мы занимались любовью, — без танцующих оранжевых бликов костра, под гул ветра, гуляющего между холмами, и тяжелые черные складки африканской ночи лишь теснее прижимали нас друг к другу.
Мы слились воедино, как начинаются в Центральной Африке дожди: быстро, без предупреждения, принося с собою ярость такую сильную, что все дни, пока льет дождь, смотришь в окно и сомневаешься, будет ли когда-нибудь земля прежней. Потом мы лежали в объятиях друг друга, полураздетые, мокрые от пота, и наши пальцы неустанно гладили обнаженные участки тела, только чтобы не разрывать связь.
Мы пили вино прямо из бутылки, глядя на языки костра с ленивой удовлетворенностью, возникшей от осознания того, что будет новый, медленный, более сладкий раз. Я бездумно гладила запястье Алекса.
— Для меня это много значит, — призналась я, — твой приезд сюда.
Алекс поцеловал меня в ухо.