120 
Уилл прислушался к болезненному, прерывистому дыханию Касси и повернул ее руку ладонью вверх, как будто умел читать будущее.
— Мне кажется, — негромко сказал он, — я знаю, что тебе нужно.
Поэтому, пробыв в Лос-Анджелесе всего две недели, Уилл Быстрый Конь сел на самолет и направился в то место, которое ненавидел больше всего на свете.
Когда он прибыл в Денвер, чтобы пересесть на другой самолет, у него ком стоял в горле и кружилась голова. Он уже представлял себе красную пыль резервации Пайн-Ридж и индейцев с отрешенными взглядами, которые ждут, пока она пронесется мимо. Он смотрел в поцарапанный иллюминатор, ожидая увидеть — хотя они появятся не раньше чем через час, — острые каменистые иглы Блэк-Хиллс. Он представил, как они вспарывают брюхо небольшому самолету, из которого вываливается серый и красный, как вино, багаж.
Рядом с ним дремала Касси. Ему хотелось ее разбудить — только для того, чтобы напомнить себе, зачем он завершил полный круг, когда всю жизнь бежал в одну сторону. Но она почти не спала ночью перед дорогой, и под глазами у нее залегли синяки. Он завидовал ей — не ее усталости, и уж точно не ее жизни! — а ее умению расценивать эту поездку как начало, а не долгое и утомительное возвращение.
Он поселит ее у дедушки и бабушки, но этим и ограничится. А потом вернется в Лос-Анджелес к своей обычной жизни — к дням, наполненным нарушениями правил дорожного движения и превышениями скорости, и душным, спокойным ночам. На следующий год он, возможно, получит должность детектива, а если станет почаще выходить с ребятами, то сможет найти какое-нибудь длинноногое создание, которое будет спать на второй половине его кровати.
Но правда заключалась в том, что Уилл не понимал этого нового города, принявшего его. Он не помнил специальные полицейские инструкции касательно ареста политиков и знаменитостей. Не знал, что ответить, когда в баре прекрасные женщины признавались ему, что умеют гадать по магическому кристаллу или сидят на одной воде. Каждый раз, затаив дыхание, он выезжал на автостраду и видел бесконечный поток машин — в этом стальном узле людей было больше, чем во всем городке, где он вырос. Но, несмотря на все свое непонимание, именно об этом он станет рассказывать индейцам лакота, которых встретит в выходные: «Жизнь там просто чудо. Я быстро продвигаюсь по службе и не променял бы свою работу ни на что другое».
Касси во сне склонила голову вправо, и теперь она покоилась на плече Уилла. И еще она тревожно обхватила живот руками, защищая своего ребенка.
Это Уилл понимал. Не эгоцентричный настрой Лос-Анджелеса, а что такое большая семья. Черт, его собственные родители умерли, но рядом всегда были люди, которые заботились о нем, даже если ради этого им пришлось от чего-то в жизни отказаться.
Уилл вдохнул медовый запах волос молодой женщины и с удивлением ощутил аромат собственного шампуня. Потом прижался щекой к ее кудрям — пугающая ответственность быть ее освободителем странным образом успокаивала.
За свои восемьдесят один год Сайрес Быстрый Конь чем только не занимался: возводил заборы, пас скот, копал картофель, объезжал лошадей. Он был клоуном на родео, ремонтировал дороги, ловил гремучих змей. Еще три года назад он работал на фабрике, изготовляющей рыболовные крючки, но сейчас он гнул крючки просто так, бесплатно, — формально Сайрес находился на пенсии, а это значило, что он едва сводил концы с концами. И это несмотря на то, что Доротея продолжала работать в кафетерии три дня в неделю. Она приносила домой гроши, запах жира и пота и остатки рыбных палочек и фрикаделек. Но Сайреса больше беспокоило бездействие, чем отсутствие денег. У него были родственники, а у лакота это означало, что ты должен о них заботиться, даже если самому едва хватает на кусок хлеба.
Он сидел на пеньке у своего построенного правительством дома — от постоянного сидения дерево прогнулось под его задом. Таял снег, было еще холодно, но если долго сидеть на солнышке — забываешь о зиме. Сегодня он разгадывал кроссворд. На самом деле он не ум тренировал — кроссворд он взял у Артура Две Птицы, который стер свои вписанные карандашом ответы, поэтому когда Сайрес не знал ответ, то доставал очки и вглядывался в следы слов, которые не мог угадать.
У него было морщинистое лицо, напоминавшее скалистые пейзажи Бэдлендс, таинственнее Блэк-Хиллс, где, как он верил в детстве, обитали злые духи. Конечно, теперь он знал, что зло прячется не в горах. Оно проникает в людей, становится их неотделимой частью, характерной особенностью, как запах тела и отпечатки пальцев. Разве он не видел этого в маслянистых глазах бледнолицего чиновника из Бюро по делам индейцев? В усталом изгибе губ банкира, который забрал его первый, купленный на собственные деньги грузовик? В оцепенелом взгляде пьяного коммивояжера, который на автомобиле, несущемся на огромной скорости, сто лет назад убил его единственного сына?
120 
