Алекс Риверс что-то говорил о черной веревке, которую я видела раньше. Проходя мимо, он коснулся моей руки, и я отпрянула.
И дело не в том, что он со мной столкнулся, — меня опалил жар его кожи. Я потерла плечо, уверенная, что там остался ожог или рубец, — доказательство того, что я почувствовала. Я смотрела ему вслед, дивясь тому, что меня подводит зрение: вместо того чтобы становиться все меньше и меньше, Алекс Риверс, казалось, заполнял собой все поле моего зрения.
Сама не понимая, что делаю, я пошла за палатки, держась на приличном расстоянии, но достаточно близко, чтобы слышать их разговор. Он, Берни Рот и высокий мускулистый мужчина ощупывали черную веревку, которую принесли туда раньше. Четвертый мужчина буквально покачнулся под напором гнева Алекса Риверса.
— Послушай меня! — оборвал актер его оправдания. — Просто послушай меня! Свен может прыгать с этой веревкой, но она не белая, как я просил. У тебя два выхода. Можешь отправиться в город и попытаться найти белую веревку, с которой он будет прыгать, или можешь воспользоваться этой, но тогда оставшиеся одиннадцать недель я буду сдирать с тебя шкуру. — Он провел рукой по лицу, как будто страшно устал. — Речь идет о безопасности. Основной критерий: сможет ли Свен использовать эту веревку для своего трюка? А второй: какой, черт возьми, цвет будет выделяться на заднем плане?
Мускулистый мужчина и испуганный костюмер отошли влево, и я оказалась непосредственно перед Алексом Риверсом. Я не сводила глаз с его профиля, с желваков, с легких прядей волос, которые развевал ветер.
Какой идиот и ханжа! Я совершенно не разбираюсь в том, как снимают кино, но с лихвой хлебнула бюрократии в университете и понимала, что Алекс Риверс ничуть не лучше Арчибальда Кастера. Он упивался своим положением и восхищением, которое невольно испытывали окружающие. Что ж, если я чему и научилась на кафедре антропологии, так это тому, что нельзя позволять людям, принимающим решение, с тобой не считаться. Следует разговаривать с ними на их же языке, если хочешь, чтобы они обращались с тобой, как с равной.
Я собралась с духом и шагнула вперед. Сейчас представлюсь им, не смолчу о куртке от «Калахари» и нелепом фарфоровом кувшине, а потом выскажу Риверсу все, что о нем думаю.
Но, оказавшись в поле зрения Алекса Риверса, я замерла на месте. Стояла как завороженная и искренне не могла понять, где нахожусь: в Серенгети, Бельгии или на орбите Марса. И дело было не в чертах Алекса Риверса, хотя они, несомненно, завораживали. Дело было в исходящей от него силе. Было что-то в его взгляде, от которого я не могла отвести глаза.
Его глаза блеснули, отразив свет, как гладкая поверхность пруда. Потом он отвернулся, словно что-то высматривая. Встретившись со мной взглядом, он улыбнулся. Ослепительный! Слово застряло у меня в горле, и я удивилась: как я могла часами усердно работать под высоким африканским солнцем и вдруг потерять голову от одного-единственного мужчины?
— Дорогая, — попросил Алекс Риверс, — принеси-ка мне чего-нибудь попить.
Я непонимающе уставилась на него, но он уже удалялся вместе с наступающим ему на пятки режиссером. Кем он, черт возьми, себя возомнил? Кто я, по его мнению?
Его помощница. Или, скорее всего, он искал свою помощницу, но, не обнаружив ее, решил, что я появилась на этой земле, чтобы выполнять его приказания. Как и все остальные. Я наблюдала, как он усаживается в свое высокое кресло: мягкая холщовая ткань сиденья и спинки прогнулась под ним, натянувшись по его фигуре.
Мне в нем не понравилось ничего. Я подумала о том, что скажу Офелии, когда ей позвоню. «Знаешь, — начну я, — Алекс Риверс — напыщенный индюк, который раздает приказания окружающим. Он настолько самовлюблен, что не замечает ничего даже в полуметре от себя». Но, даже предаваясь таким размышлениям, я продолжала идти к палатке с непрекращающимся праздником.
Я ненавидела его за то, что он заставил меня забыть все, что я собиралась сказать; ненавидела его за то, что он заставил меня явиться сюда; а особенно я ненавидела его за то, что мой пульс учащенно бился, а сердце стучало, как барабаны туземцев, звуки которых иногда доносил на место раскопок ветер. Я взяла на столе красный пластмассовый стаканчик и до краев наполнила его льдом. Потом добавила сок — папайи, по-моему, — перемешала одноразовым ножом, дожидаясь, пока стаканчик запотеет и жидкость станет одной температуры со льдом.