Последние отзывы

  53  

У дверей в приемную образовался затор. Б. приотстал, пропуская основное ядро, когда его окликнули: «Задержись, пожалуйста! На два слова».

Он обернулся; одновременно оглянулся Генрих, выцеливая — кого?

Акулов стоял, выпрямившись во весь свой небольшой рост, и манил его к себе.

Б. подождал, пока члены коллегии выйдут, без спешки прикрыл обе створки и вернулся.

Первый вышел из-за стола и, не произнося ни слова, указал на зашторенный проем в торце зала. За ним, как было известно всем, располагалась «комната отдыха». Пользовались ею в исключительных случаях — при всех кабинетах руководства имелись такие же, похожие, как близнецы. Кушетка, умывальник, кабинка туалета, шкафчик-буфет. Эту отличал только стол-конторка, неизвестно как сюда затесавшийся.

— Располагайся! — Акулов бросил на кушетку прихваченную с собой черную папку. — Рассказывай.

Слушал он, одобрительно наклоняя свежевыбритую крепкую голову, иногда посмеиваясь в подстриженные «кирпичиком» рыжеватые усы. Когда Б. закончил, звучно шлепнул его по колену, выражая одобрение. Сидеть в тесном помещении приходилось вплотную, чуть ли не нос к носу, и за всеми этими энергичными выражениями дружелюбия Б. мигом учуял просачивающуюся изо всех щелей тревогу.

Положение Акулова было ненадежным, и само его назначение состоялось слишком поспешно. То есть было, скорее всего, временной рокировкой. К элите органов он не принадлежал, разве что по давней связи профсоюзов сначала с ЧК — ОГПУ. Генрих держал его в осаде, блокируя инициативы нового первого, интриговал в ЦК, и то, что это ему удавалось, говорило о многом.

Б., при всей симпатии к Акулову, неизбежно приходилось лавировать. В сущности, тот был единственным его шансом снова вернуться в Москву. Но об этом пока речи не заходило. Общая ситуация в Восточной Украине неуклонно требовала его присутствия.

Однако сейчас он чувствовал, что оба они здесь не ради обсуждения хлебозаготовок. Акулов потянулся к своей папке, вынул пожелтевший листок и протянул.

— Ознакомься.

Пока Б. читал, он закурил, потом потянулся к буфету. Выставил на конторку две рюмки, початую бутылку без этикетки, разлил коньяк.

— Что это? — спросил Б., возвращая листок.

— Специальный циркуляр департамента полиции. Из архива Тифлисского жандармского управления. Примешь?

— Благодарю. Днем редко себе позволяю. Да и желудок барахлит в последнее время.

— А я позволю.

Акулов отхлебнул треть, пожевал губами, нахмурился и отставил рюмку. Не спешил, но и не знал пока, как перейти к сути. Хотя тема возникала между ними не впервые.

— И что скажешь?

— А о чем тут говорить? Прием известный, тыщу раз обкатанный. Мы его у себя применяли года с двадцать второго, в особенности западнее Буга. Но если я правильно понял, речь не об Украине.

— Верно.

— Значит, опять возвращаемся к делу Шаумяна и его обвинениям против Самого! Но ведь им не дал ходу еще Ленин, а теперь и документов не найти, архивы Охранного отделения как метлой вычищены. Дзержинский расстарался.

— У Ильича был свой интерес. Партия нуждалась, а тот, кто сдал Шаумяна охранке, пополнял партийную кассу десятками тысяч. А заодно использовал полицию в своих целях, чтобы свести счеты с теми, кто его ненавидел. Да ты и сам обо всем слышал, когда в восемнадцатом парился в каталажке в Тебризе вместе с Цинцадзе.

— Тем более. Иван Алексеевич! — Б. понизил голос. — У нас на руках — ноль. И, боюсь, так все и останется. А хоть бы и было? Как это можно использовать? Если сейчас кто бы то ни было заикнется об амурах Самого с охранкой, жить этому идиоту сутки, максимум.

Он посмотрел вопросительно, ощущая, как острый расстрельный ледок копится под ложечкой, сползает по животу. Говорить в Зеленом зале было заведомо небезопасно, но где гарантия, что их не слушают и здесь?

— Успокойся, — будто читая его мысли, продолжал Акулов. — Тут чисто. Есть у меня в запасе вариант с французской прессой. Но журналисты хлипкий народец, и источник информации слишком легко вычислить. Дело не в Шаумяне, а в вещах, от которых у меня голова в последнее время кругом идет. Видишь ли, кое-кто недавно подсказал мне, что в его официальной биографии половина дат и цифр не совпадают с реальными.

— Это проверено?

— Аккуратно и с полной конфиденциальностью. Повисает вопрос — зачем? Что он прячет среди этой цифири? С какой целью тасует и передергивает? Я совершенно уверен, что это намного для него важнее, чем какие-то бумажки, идентифицирующие его как внедренного агента. Проще простого объявить их фальшивкой, состряпанной врагами партии и народа. И куча экспертов подтвердит, в том числе и зарубежные. Сам знаешь, как это делается.

  53