«Все не так уж плохо», – решил Брэнд.
Доктор Шеридан не приказал сыну убираться вон. Возможно, им удастся договориться.
– Зачем я в это ввязался?
Он знал, что рано или поздно приедет домой. Случилось так, что ему необходимо залечь на дно. Боже, только бы Шугар-Мейпл-Гроув оказался безопасным местом! Словно в подтверждение этого, вдали послышался мирный колокольный звон.
Брэнд поднялся и от души потянулся, ощущая себя хорошо отдохнувшим.
Работая четыре года в глубоком подполье, под чужим именем, вращаясь в мире богатства и криминала, человек способен потерять себя. И еще Брэнд почти не спал все это время. Он постоянно был настороже, ненавидя жизнь, которую вел. Ему приходилось располагать к себе людей, а потом сдавать их.
То был не он, а персонаж по имени Брайан Ланкастер. Однако Брэнд невольно идентифицировал себя с ним.
Теперь, хорошо выспавшись, он ощущал себя прежним Брэндом Шериданом. Или это произошло потому, что он увидел отражение себя прежнего в огромных, орехового цвета глазах Софи?
– Кто бы мог подумать, что я буду считать драгоценностью хороший ночной сон, тогда как большинство людей ценят золото? – пробормотал он.
Приняв душ и одевшись, Брэнд спустился вниз, отыскивая доказательства того, что его отец не может обходиться без помощи.
В доме следовало сделать ремонт, но доктор Шеридан никогда не умел вести хозяйство; он изумился, когда юный Брэнд стал ловко орудовать молотком.
Опасения Марси, сестры, были весьма неопределенными. Она говорила брату:
– Если что-то в доме не так, ты поймешь. Например, рукавицы в холодильнике.
– Рукавиц в холодильнике нет, – открывая дверцу холодильника и заглядывая внутрь, сказал Брэнд. – Еды тоже.
Он вышел из дома и направился к маленькому спортивному автомобилю, который купил перед перевоплощением в Брайана Ланкастера. Эта машина Ланкастеру очень подходила, поэтому Брэнд не мог дождаться, когда избавится от нее.
Но до автомобиля он так и не дошел.
– Парень! Ты! Вернулся!
С веранды соседнего дома ему махала пожилая женщина в щегольской красной шляпе. Там же он увидел своего отца и Софи и вспомнил, что по воскресеньям в Шугар-Мейпл-Гроув накрывают поздний завтрак на верандах.
Брэнд медлил всего мгновение. Ему захотелось увидеть Софи при свете дня, поэтому он полез через дыру в заборе и по профессиональной привычке отметил, что тропинка между домами хорошо утоптана. Значит, соседи часто ходят туда-сюда.
Веранда дома Софи была оформлена в американском стиле: темные стены, темная плетеная мебель с ярко-желтыми полосатыми подушками, деревянный пол, выкрашенный в серый цвет, пурпурно-белые петунии.
Несмотря на присутствие отца и пожилой дамы, Брэнд видел перед собой только Софи. Прошли годы, и очаровательная маленькая чудачка превратилась в настоящую красавицу.
– Доброе утро, Душистый Горошек, – поздоровался Брэнд, усаживаясь на свободное место рядом с ней.
– Не называй меня так, – попросила она и прибавила: – Брэндон, это моя бабушка, Хильда Хольцхайм.
– Рада видеть тебя, но моя внучка сегодня утром не похожа на горох. – Пожилая женщина говорила с сильным акцентом. – Она, скорее, напоминает кислую сливу.
Брэнд сообразил, что акцент немецкий, и приготовился заговорить с бабушкой Софи на ее родном языке, которым владел свободно, но Софи опередила его.
– Бабуль, он имеет в виду не лущеный горох, а цветок. – Софи покраснела.
Итак, с Брэнда сняли тяжелое бремя пускаться в объяснения.
– О! – Фрау Хольцхайм округлила глаза и спросила по-немецки: – Он сравнивает тебя с цветком? Как романтично!
Брэнд решил, что будет забавнее, если он притворится непонимающим. Его отец, считающий единственно достойной карьеру врача, не подозревал, что его сын в совершенстве владеет несколькими иностранными языками.
Решение Брэнда принесло плоды немедленно. Хильда повернулась к Софи и быстро заговорила на родном языке:
– Ах, прекрасно! Ты и он. Красивые малыши.
Софи мельком взглянула на Брэнда, старательно изображавшего непонимание.
– Что она сказала? – невинно спросил он.
На Софи была белая футболка и шорты. Ее густые волосы были взъерошены после сна и перехвачены резинкой. Косметика на лице отсутствовала.
Казалось, что ей шестнадцать лет. Но Брэнд помнил, что шестнадцатилетняя Софи выглядела иначе, ибо у него имелась фотография с ее дня рождения, на которой был запечатлен неуклюжий гадкий утенок.