И, помолчав, добавил:
— Хорошим полк может быть лишь тогда, когда в нем железная дисциплина и солдаты его способны отстоять честь мундира.
Серафина ничего на это не сказала, и, взглянув на нее, Кельвин заметил, что она о чем-то размышляет.
— О чем вы думаете? — спросил он.
— Я думаю о том, — ответила она, — что узнала наконец, что вам дороже всего на свете.
— И что же это?
— Ваш полк.
— Откуда вам об этом известно?
— Когда вы говорите о нем, у вас даже меняется голос. Вы любите свой полк, и я знаю теперь, что не только вынужденная женитьба привела вас в такую ярость, но и то, что вам пришлось оставить вашу истинную привязанность… которая для вас важнее всего.
— Я начинаю вас бояться, Серафина, — проговорил Кельвин Уорд. — Вы слишком проницательны. Если бы я пытался что-то от вас скрыть, вряд ли мне это удалось бы.
— Надеюсь, у вас не возникнет подобного желания, — заметила Серафина.
И он с удивлением увидел, что на щеках у нее вспыхнул румянец.
Он помолчал, ожидая объяснений, и через минуту Серафина смущенно пробормотала:
— Хотя… наверное… есть вещи… о которых вам не хотелось… чтобы я узнала…
— Если таковые и имеются, то я о них не имею ни малейшего представления, — ответил Кельвин Уорд.
Он собирался спросить было, что она имеет в виду, но ему помещал официант, который поинтересовался, не желают ли они еще чего-нибудь заказать.
Только тут Кельвин Уорд обратил внимание на то, что в столовой, кроме них, больше никого нет.
— Пойдемте наверх, — предложил он Серафине.
Он поднялся, накинул на плечи жены накидку, и она пошла впереди него, грациозно покачиваясь.
Длинный шлейф пышной бледно-зеленой тюлевой юбки тянулся за ней, словно след пенных волн за кораблем.
Глава 4
Серафина и Кельвин вышли из ресторана и поднялись по лестнице на палубу.
— Где бы вы хотели выпить кофе, — в салоне или в нашей каюте? — поинтересовался он.
Прежде чем Серафина успела ответить, она заметила, что к ним направляется какая-то женщина.
Незнакомка была красоты замечательной, а глубокое декольте и изысканное черное платье лишь усиливали ее необыкновенную привлекательность.
Черный цвет резко контрастировал с белизной кожи, а жемчужное ожерелье, украшавшее длинную шею дамы, и сверкающие бриллианты в ушах еще сильнее подчеркивали этот контраст.
— Кельвин!
Она протянула к нему обе руки и, шурша юбками, подошла поближе. На губах ее играла пленительная улыбка.
— Я слышал, что вы плывете на этом же пароходе, Авриль, — проговорил он. — Разрешите представить вам мою жену. Серафина, это леди Брейтвейт.
— Как я счастлива снова видеть вас! Мы бы увиделись раньше, если бы меня не вывел из строя этот ужасный шторм, — объяснила леди Брейтвейт. — Вашему мужу известно, как плохо я переношу качку.
Она бросила на Кельвина несколько интимный взгляд из-под черных ресниц, который он, впрочем, не заметил, поскольку именно в этот момент отвернулся.
— Мы собирались вернуться к себе в каюту, — заметил он спустя секунду. — Спокойной ночи, Авриль. Рад видеть вас в добром здравии.
С этими словами он взял Серафину под руку и повел ее по коридору по направлению к каюте.
Когда они вошли, Серафина принялась снимать бархатную накидку, а Кельвин позвонил стюарду, чтобы заказать две чашечки кофе, а для себя еще и рюмку коньяку.
— Я что-то очень устала, — проговорила Серафина после короткого молчания. — Если вы не возражаете, после того как мы выпьем кофе, я хотела бы лечь в постель. В салоне будет концерт. Может быть, вам будет интересно его посмотреть.
— Более скучного занятия и не придумаешь, — ответил он. — Концерты на кораблях нагоняют на меня смертельную тоску, да и певцы обычно поют довольно пошленькие песенки. Слушать их представляется мне малоприятным занятием.
Серафина едва заметно улыбнулась. Хотя за ужином они вели такую оживленную беседу, сейчас она почему-то была молчалива.
Стюард принес кофе. Кельвин, налив себе коньяк, принялся было разглагольствовать о погоде, но Серафина встала и, пожелав мужу спокойной ночи, пошла к себе в комнату.
Оставшись одна, она и не подумала звать Марту, чтобы та помогла ей раздеться.
Вместо этого, усевшись за туалетный столик, взглянула невидящими глазами на свое отражение.