36 
Меня тянуло к сэру Мэтью, который после трагедии утратил былую свою беспечность. Он был очень добр ко мне, заставил меня сесть рядом, когда все, кто был на похоронах, кроме членов семьи, уехали.
— Как ты чувствуешь себя, дорогая моя, — спросил он меня, — в этом доме, полном чужих людей?
— Я ощущаю только оцепенение и пустоту, — сказала я.
Он кивнул.
— Если хочешь остаться здесь — тебе всегда будут рады, Это дом Габриела, а ты была его женой. Если хочешь уехать, я пойму тебя, но мне будет очень жаль.
— Вы так добры ко мне, — и вот тут-то, оттого, что он так ласково обратился ко мне, на глазах у меня выступили слезы, хотя до этого я не могла проронить ни единой слезинки.
Ко мне подошел Саймон. Он сказал:
— Вы ведь уедете отсюда? Что вам здесь делать? В деревне ведь скучно, не так ли?
— Я сама приехала из деревни, — ответила я.
— Но после нескольких лет, проведенных во Франции…
— Я удивлена, что вы помните обо мне такие подробности.
— У меня очень хорошая память. Пожалуй, это единственное, что есть у меня хорошего. Да, вы уедете… Вы станете более свободной, чем когда-либо. — Он быстро сменил тему. — Вам идет траур.
Я чувствовала, что за его словами что-то скрывалось, но я слишком устала и была слишком поглощена мыслями о Габриеле, чтобы придать этому какое-то значение.
Я была рада, когда подошел Люк и заговорил о делах.
— Нельзя все время думать только об этом, — заметил он. — Нам придется забыть все это. Надо жить дальше.
Мне кажется, в его глазах появился какой-то блеск. Ну; как же — новый наследник! Что-то я не заметила, чтобы он сильно горевал о Габриеле.
Я старалась отогнать от себя пугающие мысли, которые так и лезли в голову. Я не верила, что Габриел упал с балкона случайно. И я не верила в то, что он нарочно покончил с собой.
Тогда во что же оставалось верить?..
Когда зачитали завещание Габриела, я узнала, что я теперь хоть и не очень богата, но могу вести приличествующий мне образ жизни. У меня был доход, обеспечивающий независимое существование. Это явилось для меня полной неожиданностью. Конечно, я знала, что Керкленд Ревелз перешел бы к Габриелу после смерти его отца, вместе с доходом, обеспечивающим его содержание, но я не предполагала, что у него было еще так много своих денег.
Известие о моем достатке немного приободрило меня, но только в связи с тем, что это обещало мне свободу.
Прошла неделя, а я все еще была в Ревелз. Каждый день я надеялась на возвращение Фрайди, но дни шли, а о ней ничего не было слышно.
Понимая, что вся семья ждет, когда я приму решение — остаться здесь или нет, — я все никак не могла заставить себя сделать это. Меня привлекал этот дом, я чувствовала, что многого не знаю о нем и, только оставшись, смогу во всем разобраться. Я имела право жить здесь — я была вдовой Габриела. Его отец явно хотел, чтобы я осталась, и я надеялась, что тетя Сара тоже хочет этого. Но, с другой стороны, Рут, наверное, вздохнула бы с облегчением, если бы я уехала. А почему? То ли ей не хотелось иметь еще одну женщину в доме, или же была еще другая причина? Что касается Люка, то он был небрежно дружелюбен, но казалось, что ему все равно, уеду я или нет. Он был погружен в собственные дела, но, как ни пытался, ему не удавалось скрыть это новое для него будоражащее ощущение собственной значимости. Он был наследником Керкленд Ревелз, и ввиду почтенного возраста и слабого здоровья сэра Мэтью, ему не придется ждать долго, чтобы стать полным хозяином поместья.
Смиты были теперь частыми гостями в доме, и когда доктор заходил к сэру Мэтью, — а это было каждый день, — он непременно навещал и меня. Он всегда был добр и преисполнен желания помочь, так что в его присутствии я ощущала себя пациенткой. В это тяжелое для меня время, когда я оплакивала Габриела, да и Фрайди тоже, он уделял моему здоровью большое внимание.
— Вы перенесли такой удар! — говорил он. — Возможно, вы и сами еще не осознаете всей его тяжести. Мой долг — проследить, чтобы вы позаботились о себе.
От него исходила та забота, которой мне так не хватало в отношениях с отцом, и иногда мне в голову приходила мысль: может быть, я медлю и не покидаю этот дом, потому что доктор Смит, как никто, понимает мою печаль и одиночество?
Часто вместе с отцом приезжала Дамарис — всегда невозмутимая, спокойная и прекрасная. Я видела, что Люк влюблен в нее, но каковы были ее чувства по отношению к нему, разобрать было невозможно. Ее лицо было непроницаемым. Если все выйдет так, как хочется Люку, то он вскоре женится на ней. Но с другой стороны, они оба еще так молоды, и я сомневаюсь, что сэр Метью или Рут позволят Люку жениться так рано. А кто знает, что может произойти через три, четыре или пять лет?
36 
