«В самом деле, ваше высочество, у вас такая тонкая, чувствительная натура, и вы могли увидеть привидение, я нисколько этому не удивлюсь, — сказала я принцу, — но герцогиня Мальборо смертельно боится призраков. Она даже поклялась, что, если о них еще раз зайдет речь, она возвратится в Лондон и ноги ее здесь больше не будет». Притворясь, будто я души не чаю в этой скучной особе, я заставила и его королевское высочество, и лорда Вигора пообещать, что они ни словом не обмолвятся о странной встрече, пока здесь чета Мальборо и Баркли.
— А лорд Вигор сделал вам предложение, мама?
Миссис Уикем усмехнулась.
— Я ни на минуту не оставалась с ним наедине. Это было бы неумно с моей стороны. Когда они с принцем уезжали, я их обоих одарила поровну своим вниманием. Я отколола одну розу от платья и дала ее принцу. «Надеюсь, аромат этого цветка навеет вам сладкие сны, ваше высочество», — шепнула я. И, чуть вздрогнув, я поглядела на лорда Вигора и сказала еле слышно: «И вам, милорд, счастливых сновидений», — и подарила ему вторую, точно такую же розу. Они в ярости поглядели друг на друга и отбыли. Могу предположить, что беседа между ними по дороге в Вудсток не была чересчур оживленной и любезной.
Клиона захлопала в ладоши.
— Как ловко придумано, мама! И подумать только, что завтра…
Миссис Уикем улыбнулась, но тут же, сощурясь, сжала губы.
— Если лорд Вигор не приедет завтра — и один, — отчеканила она, — это будет означать для меня полный крах.
— А принц?
— Я смогу утешить его королевское высочество, когда буду замужем. — Миссис Уикем зевнула. — Пора в постель… Да, совсем забыла — я ведь пришла сказать, дитя мое, тебе придется уехать. Слишком велик риск. Если лорд Вигор узнает, что у меня есть дочь, это, конечно, сведет на нет мой шанс стать его женой. Никому не нужна такая обуза — чужой отпрыск, и менее всего его светлости, ведь он так долго вообще избегал брака.
— Ему все равно придется узнать об этом, — резонно заметила Клиона.
— Не следует предвосхищать события, — сказала миссис Уикем беззаботно. — И тебе нужно это время где-то побыть.
— Но где, мама? Я сказала вам, во вторник я отправляюсь в Рим, вы, наверно, не обратили внимания.
— Обратила, конечно, — отвечала миссис Уикем. — Я в восторге от этого плана. Путешествие будет в высшей степени для тебя полезно. Я говорила об этом с Берил…
— Уже говорили?
— Да. Ей нужно было оставить наверху накидку, я поднялась с ней и предупредила, чтобы она не заводила о тебе речи. Она все прекрасно поняла.
— Вот как? Кстати, мама, мне нужно несколько новых платьев, вы ведь знаете — мне нечего надеть.
— Новых платьев… — недовольно повторила миссис Уикем.
— Ну конечно, мама, с вашего отъезда мне ничего не шили. И я выросла из всего, что у меня было.
— Но, Клиона, я вся в долгах. Одна из причин, почему я покинула Лондон, — это кредиторы, они просто караулят у дверей. У меня едва ли наберется несколько фунтов, я не сумею снабдить тебя полным гардеробом.
— Мне не нужно гардероба, мама. Всего лишь дорожный костюм и один вечерний туалет.
— Даже это невозможно, — начала миссис Уикем, но вдруг остановилась. — Подожди, я, кажется, придумала. Пойдем.
Она взяла свечу и пошла к себе в спальню. Клиона отправилась следом. Посредине комнаты стояла резная кровать под балдахином, и вокруг горела по крайней мере дюжина свечей, заливая все ярким светом. Миссис Уикем остановилась и поглядела на себя в зеркало.
— Эти изумруды и в самом деле очень мне идут, — заметила она. — Будет жаль, если придется их возвращать. Хотя фамильные драгоценности Вигоров — целое состояние.
Она повернула голову, и украшения засверкали. Кивнув удовлетворенно, она открыла дверцу шкафа, и ряды изящных туалетов затрепетали, словно от дуновения ветра.
— Нет, без этого мне не обойтись, — решительно проговорила миссис Уикем. — Но у меня есть дорожный костюм и ротонда, они куплены до отъезда в Лондон. Мэттьюс сохранила их в отличном виде.
Костюм был вытащен из угла шкафа, и у Клионы упало сердце. Она хорошо знала этот туалет. Мать приобрела его в свой последний перед смертью мужа визит в Лондон. Материя была выбрана в спешке по небольшому образчику при тусклом свете свечи. В готовом виде днем платье выглядело совсем иначе.
Цвет оказался не мягкого синего тона, а холодный, серый, и совсем не шел к прелестной и хрупкой Элоизе Уикем.