— Подойдет для дороги, — заключила миссис Уикем. — А теперь нужно что-то на вечер. — Она снова перебрала платья. — Нет, я не могу расстаться ни с одним из них, — прошептала она. — Вот это синее я надевала в тот вечер, когда в меня влюбился принц. А белое атласное… Я даже побоялась взглянуть на счет, когда его прислали из Парижа. Серебряное газовое — лорд Вигор тогда сказал, я в нем, как лунный блик. Не знаю, право, что для тебя выбрать.
Она достала еще одно белое платье. Сшитое по последней моде в греческом стиле, оно падало мягкими складками от высокой талии. Клиона вскрикнула от восторга, но тут же увидела спереди на великолепном наряде огромное пятно.
— Это было в Девоншир-хаус, — сказала миссис Уикем, уловив взгляд дочери. — Я болтала с самим франтом Браммелом, и кто-то толкнул его под локоть. Браммел был вне себя от ярости и чуть не убил невежу, но платья это не спасло.
— Какая обида! Но, мама, как же я его надену в подобном виде?
— Спроси Мэттьюс, можно ли привести его в порядок. Ах, я и забыла — Мэттьюс ничего не успеет сделать, ведь завтра тебя здесь уже не будет.
— Но, мама, куда же я денусь?
— Не будь такой глупышкой, дитя мое. К Берил, конечно. Все равно тебе надо быть у нее во вторник — какая разница, если ты приедешь немного раньше? Ведь ты прежде почти все время проводила в Замке.
— Мне не хотелось бы злоупотреблять их бесконечным гостеприимством, — застенчиво промолвила Клиона.
— Умоляю тебя, не создавай лишних трудностей. У меня и так голова кругом идет от всех этих забот и хлопот, — пожаловалась миссис Уикем. — Ты сама во всем виновата. Если бы ты не была так рассеянна, не встретила бы на дороге принца, ты смогла бы остаться, и никто никогда бы не догадался.
— Хорошо, мама, я спрошу Берил, можно ли у нее пожить, — кротко ответила Клиона.
— Вот и умница. А теперь ложись спать. Нет, подожди — поможешь мне снять платье и украшения.
Почти час ушел, чтобы помочь матери, и, когда та улеглась, Клиона одну за другой задула свечи и на цыпочках отправилась к себе. Она унесла с собой новые туалеты, но мысль о том, как она в них появится в Риме, приводила ее в смятение.
«Впрочем, не все ли равно, — резонно заметила она про себя, — все взоры будут устремлены на Берил. а про меня решат, я ее компаньонка, — так, в сущности, и есть на самом деле».
Обидно было, конечно, думать о бесчисленных красивых, элегантных платьях, висевших у матери в гардеробе; о привезенных из Лондона сундуках, полных драгоценностей, шарфов, перьев; о прелестных шляпках, для которых еле хватило комнаты по соседству со спальней; о туфлях, перчатках, роскошных зонтиках — Мэттьюс почти целый день все это распаковывала.
«Быть может, утром она будет добрее», — с надеждой подумала Клиона, засыпая. Однако утром миссис Уикем проснулась с головной болью, и трудно было втолковать ей, что в Рим нельзя ехать с непокрытой головой и босиком.
К счастью, вещи матери превосходно сидели на Клионе, только были немного широки в талии — миссис Уикем это крайне раздосадовало, и лишь благодаря настойчивости Мэттьюс она рассталась с несколькими парами перчаток и кое-чем из штопанного-перештопанного белья.
И еще Мэттьюс отыскала шляпу, которая подходила к дорожному костюму, и выбрала шарф для белого платья, она также сумела после долгих уговоров выпросить для Клионы несколько фунтов.
Старая служанка и ее подопечная перешли после этого в спальню Клионы и принялись укладывать вещи.
— Из этих денег вы себе муслина купите, — сказала Мэттьюс. — У мисс Берил славная горничная, добрая. Я ее знаю. Она вам сошьет несколько красивых новых платьев, а я тут к вещам добавила два шелковых шарфа, ваша мама вряд ли их хватится, разве что когда вы будете далеко, а тогда уж поздно, обратно не заберешь.
— Ах, Мэттьюс, может быть, следует их вернуть? — Мэттьюс не ответила, лишь поджала губы, и Клиона, зная, что старая горничная невысокого мнения о своей госпоже, воздержалась от дальнейших вопросов.
И лишь когда Клиона, встреченная Берил с распростертыми объятиями, распаковывала в Замке свои вещи, ей попалось еще много всяких мелочей — по-видимому, Мэттьюс тоже взяла их без разрешения. Клиона подумала, теперь поздно с этим разбираться, и, хотя ее слегка мучила совесть, ей было обидно и грустно, что мать не проявила особой щедрости и пришлось потихоньку брать то, что даже не было предложено.