– Какая разница, что сколько стоит? – небрежно обронила девушка. – Я вернулась домой, потому что в пансионе меня уже ничему новому не научат.
– А по-моему, тебя еще очень многому нужно учить. Например, манерам и этикету.
– Глупый! Пансионы не для этого нужны.
– В самом деле?
– Да. Там учат, как заманить богатого мужа.
– Я вижу, пошлость из тебя там не выбили.
– Это правда. Там все только и говорят, что о «глянце» да о «блеске», как будто ты стол какой-нибудь. Они хвастают, что прививают нам «достоинства» (французский, музыка, танцы), но все это нужно для того, чтобы удачно выйти замуж. Об этом все знают, но не говорят.
Джон и хотел бы что-нибудь возразить, но с ужасом начал понимать, что это правда.
– Главное достоинство, – продолжала тараторить Друзилла, – это умение красиво и со вкусом тратить деньги мужа.
– Красиво и со вкусом? – по-братски скептически повторил Джон. – Это не про тебя.
– У меня прекрасный вкус во всем, что касается драгоценностей и одежды, – заверила его сестра. – Мне нравится только самое лучшее.
– Если бы этого было достаточно, чтобы найти тебе богатого мужа, я мог бы не волноваться, – заявил Джон. – К сожалению, мужчины с деньгами имеют право выбирать, и одного умения пускать пыль в глаза недостаточно, чтобы привлечь их.
Друзилла засмеялась.
– Это ты так думаешь, милый братец.
– О чем ты говоришь?
– Я же сказала, учиться мне больше не надо, потому что учеба эта нужна, чтобы найти богатого мужа. Ну, так я нашла. Поэтому и вернулась домой.
Джон остолбенел.
– Ты что? – пробормотал он.
– У меня будет богатый муж, так что скоро я слезу с твоей шеи. Вот облегчение для тебя, правда?
У Джона голова пошла кругом.
– Друзилла, – выдавил он наконец, – тебе семнадцать лет.
– Я знаю.
– Но ты, похоже, не знаешь, как себя вести. Ты же не хочешь слыть неисправимой кокеткой?
– Когда я выйду замуж, это не будет иметь значения. Пусть говорят, что хотят.
– Понятно. А как насчет чувств мужа?
– О, об этом я побеспокоюсь. Будущий муж влюблен в меня до безумия, так что с этим все хорошо.
– А ты? Ты любишь его?
– Джонни, дорогой, его доход пятьдесят тысяч фунтов в год, конечно, я люблю его.
Джон разинул рот.
Пятьдесят тысяч годовых! Неужели в мире есть столько денег?
Потом к нему вернулась братская заботливость.
– Кто он, Дрю?
Она поморщилась.
– Не называй меня Дрю. Это так некрасиво.
– Я буду называть тебя Друзиллой, если перестанешь называть меня Джонни.
– Хорошо, договорились. Милый, милый Джонни!
– Друзилла, ты должна рассказать что-нибудь об этом человеке. Мне нужно знать что-то большее, чем состояние его банковского счета.
– Тебе нужно знать? Ведь это я за него выхожу.
– Если я соглашусь. В конце концов, я глава семьи.
Заявление это произвело на сестру впечатление, которого Джон ожидал меньше всего. Она запрокинула голову и буквально зашлась смехом.
– О, Джонни, какой ты смешной.
– Я не собирался шутить.
– Но это так смешно! Ты глава семьи! С ума сойти.
– Если хочешь, чтобы я согласился на брак, не сходи с ума так громко, – сказал Джон обиженно. Разве герцог не может ожидать хоть немного уважения от младшей сестры? – Скажи, кто он, – настойчиво повторил брат. – Я знаю его?
– Вряд ли. Он бакалейщик.
– Бакалейщик? Ты что, рехнулась?
– Да, бакалейщик с доходом в пятьдесят тысяч.
– Как он мог заработать такие деньги? Бедная моя девочка, да он морочит тебе голову.
– Джонни, не будь таким глупым. Он не развозит на велосипеде фрукты. За него это делают другие. Он владеет сотней бакалейных магазинов.
– Сколько ему лет?
– Где-то сорок пять или пятьдесят. Я не знаю точно.
– Торговец среднего возраста!
– Очень богатый торговец! – поправила кокетка.
– Мне все равно, насколько он богат. Ты не можешь выйти за него.
– Но ты о нем ничего не знаешь! – вскричала Друзилла.
– Напротив. Думаю, я очень хорошо знаю, какой он. Скорее всего, у бакалейщика красное лицо, брюхо и огромные бакенбарды. Если мне, к несчастью, придется встретиться с твоим женихом, этот делец хлопнет меня по спине и назовет сквайром.
– Это имеет какое-то значение?
Имеет. Хотя сам Джон не мог объяснить почему. Да и спорить с Друзиллой он даже не стал пытаться. Вдруг в голову его светлости пришла другая мысль.
– Я знаю, в чем дело. Ты жертвуешь собой ради семьи.