Особенно,... 
13 
– Ты вспомнила прошлый раз?
– Да.
– Ты тогда упала в обморок, – медленно произнес Антониос. – Выйдя из машины.
Ага, значит, он все-таки помнит.
– Да.
Он нахмурился, по-прежнему глядя перед собой.
– Подумаю, что можно сделать.
И до конца путешествия они молчали.
Спустя два часа машина свернула с автомагистрали на узкую дорожку, вьющуюся по горным склонам Гьоны и Парнаса. Последний поворот – и взору открылась Вилла Маракайос, угнездившаяся в долине между двумя горами, белоснежные постройки сияли на солнце.
Антониос вел автомобиль по крутым изгибам, щурясь от солнца, губы его были упрямо сжаты в полоску. Проехав главный вход, он неожиданно повернул налево, чем удивил свою спутницу, ожидавшую, что они встанут перед главной виллой со сверкающими ступеньками и величавой галереей. Обогнув имение сзади, они встали перед маленьким домиком с прилегающим двором и створчатыми ставнями, выкрашенными в ярко-голубой цвет.
– Можем остановиться здесь, – лаконично пояснил Антониос, глуша мотор. – Это дом для гостей, но сейчас в нем никого.
– Что?
Линдсей удивленно посмотрела на мужа. В прошлый раз она жили в главной вилле со всеми домочадцами и прислугой, отдельно жил только Леонидас. После смерти отца Антониос встал во главе «Маракайос энтерпрайзес» и стал хозяином особняка.
Антониос пожал плечами и вышел из машины.
– Нам же самим будет легче притворяться влюбленной парочкой вдали от любопытных взглядов.
Обойдя машину и открывая багажник, Антониос добавил, не глядя на жену:
– И, может, так будет легче для тебя.
Линдсей в молчаливом изумлении смотрела на его склоненную темноволосую голову. Антониос вытащил чемоданы и направился к дому. Удивительно – он впервые прислушался к ее словам и даже отнесся к ним с уважением.
– Спасибо, – прошептала она и последовала за мужем, стараясь игнорировать робкую и шаткую надежду, зародившуюся в душе.
Глава 4
Ставя чемоданы в спальне, Антониос почувствовал нарастающее напряжение – так было всегда, когда он возвращался домой. Груз ответственности ложился на плечи: приходилось думать о нуждах родных, решать их проблемы, вести семейный бизнес.
За спиной слышались шаги Линдсей, следующей за ним с осторожной грацией, которая всегда выделяла ее из толпы.
– Почему бы тебе не отдохнуть? – предложил мужчина, повернувшись к своей гостье.
Она стояла в дверях, во все глаза глядя на мужа, светлые волосы окружали ее лицо серебристым ореолом, а во взгляде явно читалась тревога.
– Сегодня на ужин придут гости, – продолжал Антониос, – и мне нужно сделать кое-какие дела. Но, полагаю, ты теперь не станешь возражать, если я буду много работать?
Вот так – чем меньше они будут рядом, тем лучше. И все же, когда Линдсей кивнула, он ощутил укол отчаяния. Молча пройдя мимо жены, он вышел в открытую дверь.
Пройдя к офисам, расположенным особняком от дома, в разросшемся от многочисленных пристроек белоснежном здании, Антониос бросил взгляд на оливковые рощи, простиравшиеся до самого горизонта – бесконечные ряды статных деревьев простирали к небу изогнутые ветви, начинающие зацветать. Вид ухоженных посадок успокаивал и завораживал.
Он помедлил немного на пороге – вот сейчас, стоит ему войти в эту дверь, и на него обрушится град дел. Десять лет назад отец открыл ему тайну, сказав, какой огромный долг числится за предприятием, и ему даже удалось свести баланс к нулю – но это отняло все силы, душевные и физические.
Поприветствовав секретаршу, Алисию, Антониос взял у нее пачку писем и прошел в офис, в первый раз в жизни радуясь возможности погрузиться в документы и отвечать на электронные письма: что угодно, лишь бы не думать о Линдсей. Но совсем не думать о ней не получалось.
В Нью-Йорке ему показалось, что он понял ее целиком. Она рассказывала ему о своем исследовании, и он с удовольствием наблюдал, какой оживленной девушка становилась, говоря о простых числах, и последней теореме Ферма, и о геделевском доказательстве существования Бога. Не то чтобы он все понимал, но ему нравилось видеть страсть в ее глазах, интерес к своему делу.
Линдсей рассказала ему и о смерти отца – это случилось всего несколько недель назад. Она плакала, а он утешал ее, обнимал, нежно вытирал слезы с лица.
Антониос вспомнил и об их первой близости – как ее зрачки расширились, когда он вошел в нее, и она произнесла с чувством:
13 
