Сильви ощущала боль и усталость. Она поднялась и стала медленно укладывать в сумку одежду, которую, должно быть, распаковали, пока она спала.
Она чувствовала себя вдвойне одураченной.
Послышался низкий и очень знакомый голос:
– Что ты делаешь?
Она встрепенулась всем телом, проклиная свою непроизвольную реакцию, но не обернулась.
– Я собираю вещи, готовлюсь к отъезду, а что?
– Зачем?
Какие-то нотки в его голосе заставили ее затрепетать, но она проигнорировала это. Сильви выпрямилась и повернулась. Шатер был освещен мерцающими огоньками свечей. Фигура Аркима казалась огромной.
– Я мог бы сделать все мягче. Тебе больно?
Она едва сдерживала внутренний трепет, но сумела холодно ответить:
– Я в порядке. Ты, очевидно, не был готов к тому, что я девственница, потому что все время считал меня дешевой шл…
– Даже не произноси это слово. – Арким шагнул к ней.
Сильви скрестила руки на груди, жалея, что не переоделась. Платье показалось ей слишком тонким.
– Не обязательно извиняться… или зачем ты там пришел. Я все поняла. Ты не очень-то обрадовался тому, что я девственница, и у тебя нет ни малейшего желания сделать меня женщиной.
Акрим подошел еще ближе и покачал головой. На его лице было написано недоверие. Сильви только сейчас заметила щетину на его щеках и вспомнила прикосновение жестких волосков к своим нежным щекам, а еще между ног…
– Это неправда. Я не смог справиться с собой, и мне очень жаль. Я не имел права срываться на тебе. Я просто был в шоке, потому что ожидал… – Арким взлохматил волосы, выругался и быстро пошел к выходу.
Сердце девушки замерло, и вся ее деланая храбрость готова была рассыпаться в прах, когда он оперся рукой о дверной проем и заговорил, не оборачиваясь, будто обращался к чернильной темноте за дверью:
– Моя мама была девственницей. Мой отец соблазнил ее и лишил невинности. Она не испытала удовольствия. Он был груб…
Арким обернулся, и Сильви почувствовала, что ее сердце забилось слишком часто. Она почти упала на кровать.
– Откуда ты знаешь?
Он был мрачен.
– Мама вела дневник. Он лежал в коробке с ее личными вещами, которая каким-то чудом сохранилась. Я читал его, когда был еще подростком… Когда выяснилось, что ты… невинна… Я понял, что поступаю с женщиной так, как он поступил с ней.
Сильви покачала головой и встала, как никогда сильно желая быть с ним рядом.
– Ты же не знал… Я могла тебе объяснить, но не стала. – Она закусила губу. – Возможно, это звучит глупо, но, если уж ты рассказал мне о том, что пережил… Я просто хотела, чтобы ты стал тем самым…
Арким слегка пошатнулся.
– Ты хотела со мной переспать, потому что тебе было меня жалко?
– Нет. – Сильви помолчала, но потом тихо призналась: – Может быть…
Арким взглянул на нее так, будто хотел пригвоздить к месту, но она положила руку ему на плечо. По лицу Аркима было видно, что его гордость уязвлена.
– Ты не так понял. – Ее губы слегка изогнулись. – Поверь, ты не вызываешь жалость, Арким, все, что угодно, только не это. Я хотела с тобой переспать, потому что ты – первый мужчина, который вызвал у меня желание. С первой встречи я захотела тебя. Даже когда ты смотрел на меня с презрением, желание не исчезало.
– И у меня тоже. – Его голос звучал насмешливо.
Сильви чувствовала, что ее щеки горят, когда она вспомнила их первую встречу. То ошибочное впечатление, которое она произвела.
Она выпустила руку Аркима и пожала плечами.
– Я думала, что могу подарить тебе… чистоту. Самое лучшее, что у меня было. Показать тебе, что не все на свете испорчено. – Сильви взглянула на него. – Ты совершенно не похож на отца. А я – вовсе не твоя мать. Между нами происходит совсем другое. Ты остановился, поняв, что мне больно. А твой отец не удосужился это сделать.
Что-то изменилось в самом воздухе. Давление нарастало, отодвигая в сторону предрассудки. Страсть наполняла все вокруг.
Арким взял Сильви за запястье.
– Может, попробуем еще раз?
Ее сердце ударилось о ребра. Снова? С самого начала или с того, на чем они остановились? Она заволновалась, боясь разрушить это хрупкое волшебство. Он все еще ее хочет!
– Да, – выдохнула она.
Арким подошел к ней, и ее кожа покрылась мурашками. Соски снова набухли.
– И учти, ты – моя, Сильви. Только моя. – Тень легла на его лицо. – Если бы я был благороднее, отпустил бы тебя, но я слишком эгоистичен, чтобы отдать тебя кому-то.