– Боже мой, Андрей Васильевич, неужели вы и вправду так наивны? – изумился гость. – Хотя, конечно, вам, если не ошибаюсь, всего двадцать один год? Как и вашему царю. Простите, друг мой, но я занимаюсь политикой дольше, нежели вы живете. Кто же в этом мире позволит, чтобы Москва внезапно стала вдвое сильнее, чем ранее? Не-ет, друг мой, Казань вам никто не отдаст. Ведомо мне, Великая порта уже ведет переговоры о перемирии с Польшей и Священной империей ради того, чтобы бросить свои войска на Русь и не дать Иоанну завладеть Казанским ханством. Они договорятся, уверяю вас. Польша и Германия тоже не хотят вашего усиления. Ведомо мне, в Казани уже готовится измена, оплаченная и поляками, и османами. Ведомо мне, что и Шиг-Алей не желает более служить царю, а хочет стать равным ему правителем. Посему сторонников русских из Казани он выживает, рабов русских Москве не отдает. Еще больше ста тысяч пленников у них томятся, хотя по уговору татары всех русских должны были отпустить. Вы мне можете не верить, князь, но я готов познакомить вас с татарскими купцами, что и сами признают это и смеются над русской наивностью. А еще татары требуют вернуть им луговые и горные земли.
– Какие земли? – не понял Андрей.
– Вы же сами поставили крепость, князь! Аккурат перед Казанью, на правом берегу. И получилось так, что рубежи русские до этой самой крепости на восток и сдвинулись. Почти половину ханства вы к Москве прирезали. Победитель татар, конечно, князь Серебряный – но вот земли захватили вы. Без единого выстрела. Так вот, казанцы требуют от Шиг-Алея в знак дружбы с русскими эту крепость срыть. Иначе в ханах его видеть не хотят. А он ханом желает остаться.
– Как это, «в знак дружбы»?
– Чтобы русские крепость срыли, хотят. Какие могут быть крепости между друзьями?
– Зачем ты рассказываешь все это, барон? – мотнул головой Зверев. – Настроение на весь день испортить хочешь?
– Мы же друзья, князь, – вкрадчиво напомнил гость. – Почему бы и не упредить юного друга об ошибках? Опыт приходит с годами.
– А мы с государем одного возраста… Вот для кого ты стараешься! Хочешь, чтобы я все это пересказал царю?
– Я опасаюсь, Андрей Васильевич, что эти слухи не доходят до ушей Иоанна Васильевича. И что кто-то пытается направить царские взоры в иную сторону.
– В свите Иоанна есть предатель, я знаю, – кивнул Зверев. – Только не смог вычислить, кто именно. Ладно, я попытаюсь завтра попасть в Кремль.
– Государь пребывает в Александровской слободе, – извиняющимся тоном сообщил гость. – Но вы, Андрей Васильевич, я вижу, с дороги? Тогда я пойду, вам наверняка хочется отдохнуть.
Ральф Тюрго изобразил реверанс, помахав широкополой шляпой у самого пола, отступил за дверь и испарился так же бесшумно, как пришел.
– До свидания, дорогой, – тихо попрощался князь. – Все, что хотел, ты уже сказал…
Он забрал мешок с талерами со стола, открыл пустой сундук и кинул золото в угол. Настроения воспользоваться внезапным богатством не возникло.
– Значит, получается, крепость строил я, деньги тратил царь, победа досталась князю Серебряному, а воля в Казани все равно осталась татарская? – зачесал в затылке Андрей. – Русских рабов не отпускают, крепость русскую хотят снести, с поляками и османами сношаются, хотя при этом себя друзьями называют. И это называется победа? За что сражались-то?
Правда, как он понял, особых сражений с казанскими татарами за время этой странной войны так и не случилось. Около ста человек с обеих сторон полегло во время радостного бунта черемисов, кого-то побил Василий Серебряный-Оболенский – но тоже много крови не проливал. После чего Казань «замирилась», запросив себе в ханы данника русского царя. Но не впустив, между прочим, русских войск.
– Слова, пустые слова, – пробормотал Андрей. – Война ради нескольких лживых раболепных слов. Еремей, ты коня расседлал?!
Ярыга не ответил. Наверное, не услышал хозяйского оклика из глубин дома.
– Колокольчик нужно купить, а то недолго и голос сорвать, – решил князь. – Ладно, завтра поеду. Все же не ближний свет.
* * *
Разумеется, туркестанец мог пройти семьдесят верст, что отделяли Москву от Александровской слободы, и за один день – но что делать путнику в незнакомом месте поздним вечером? Поэтому ночевать князь остановился на постоялом дворе в Киржаче, под стенами древнего Введенского монастыря, основанного еще преподобным Сергием Радонежским, и к слободе подъехал лишь следующим днем, незадолго до полудня.