Особенно,... 
70 
Он стоял рядом с камином, глядя на нее и опираясь локтем о каминную полку. Их глаза встретились. Протянув бокал, она шла к нему медленно, как под гипнозом, не в силах отвести взгляд.
Он принял свой стакан, поставил его на камин, даже не пригубив. Забрал ее рюмку и отправил туда же. Не говоря ни слова, он привлек ее к себе, решительно и сильно обхватив обнаженные плечи. Она чувствовала его лицо все ближе и ближе, а затем его губы утвердились на ее губах.
Она тихо застонала и уступила. Его рот был жестким и требовательным, поцелуй — искусным. Наконец-то она может обнять его.
Затем он целовал ее виски, мягкое местечко у мочки уха, горло. Его волосы оказались у ее губ, и она попробовала их кончиком языка.
Она задрожала от волнения, когда его руки стянули вниз платье, обнажив маленькую грудь. Он касался ее нежно и мягко, сдерживая желание, и ее плоть в ответ мгновенно запылала. Ощущения захватили ее. Он осторожно опрокинул ее на ковер.
Она смутно осознала звук от поворота ключа в замке — он защитил их от вторжения слуг — а затем вернулся к ней, освобождая ее от одежды. Юбки, сорочка — его опытные пальцы легко справились с застежками и завязками.
Вскоре он лежал нагой рядом с ней, мучая ее своими ласками. Наконец, когда она готова была взорваться, он навалился сверху, и она открылась, беззастенчиво отдаваясь, чтобы он заполнил ее.
Позже, одевшись, Саймон разглядывал обнаженные формы Констанс, дремавшей у его ног, положив голову на маленькую вышитую подушку, которую он стащил с дивана. Он смотрел, как ритмично подымается и опускается ее маленькая грудь, и обнаружил, что его руки, как бы сами по себе, жаждут вновь прикоснуться к ней и снова огладить мягкие контуры ее тела.
«Дурак», — обругал он себя, сжимая кулаки так, что пальцы побелели.
За годы, после смерти жены, Саймон пользовался благосклонностью многих женщин, но сегодня все было иначе. Эта женщина, досаждавшая ему с тех пор, как впервые вошла в его жизнь, заполнила скрытую мрачную пустоту в нем, которую он не надеялся заполнить. А он унизил ее. Взял ее на полу, как публичную девку.
Ему стало стыдно. Он бессердечно воспользовался ее положением. Она была страстной женщиной, он всегда чувствовал это. Очевидно, неестественный целибат, навязанный ей во время болезни Бенджамина и после его смерти, сделал ее легкой добычей его похоти. Она никогда не простит ему происшедшего.
Воспоминания о любовных ласках одолевали его. Она была так тепла, так отзывчива. Боже! До чего он хотел ее! Почему он не понял раньше, что следует отнестись к ней с уважением, которого она заслуживает? Теперь уже слишком поздно.
Неохотно он подобрал одну из отброшенных юбок и аккуратно накрыл ее. Она пошевелилась, пробормотала что-то невнятное, затем взмахнула ресницами и испытующе посмотрела на него зелеными глазами. Саймон отвернулся, избегая укора в ее взгляде.
Он уставился на шелковое платье цвета нефрита. Подобрав его и изысканное белье, брошенное рядом, безмолвно передал ей одежду и тихо вышел из комнаты, позволив ей одеться в уединении.
Слезы потекли по лицу Констанс, как только дверь закрылась за ним. Она принялась торопливо одеваться, пытаясь изгнать из памяти ужасное молчание Саймона после утоления любовной жажды. Она оттолкнула его своей распущенностью, и только она виновата, что перестала владеть собой.
Душевная боль, не менее реальная, чем физическая, охватила ее. Если бы это был любой другой мужчина, не ее деловой партнер, она бы никогда не увиделась с ним снова, чтобы не испытать унижение при встрече.
Но в этом-то и загвоздка, не так ли? Это не мог быть никакой другой мужчина.
Она убежала в свою комнату.
Спустя какое-то время, освежившись и сменив запыленную дорожную одежду на вечерний костюм, Саймон вернулся в гостиную. Он подошел к камину и взял бренди, дожидавшееся его в хрустальном бокале на каминной доске. Он закрутил янтарную жидкость, наблюдая, как она стекает по стенкам. Нетронутый херес Констанс обличал его с камина.
— Черт! — воскликнул он. Откинул голову и выпил одним глотком.
Оглянувшись на шорох, он увидел в дверях молодую женщину такой невероятной красоты, что перехватило дыхание. Он вспомнил, Констанс говорила ему, что Ноэль отправилась на пикник. Это, должно быть, девушка из той же компании.
Она была в модном муслиновом платье с рисунком из синих изогнутых веточек. В руке она держала за яркие ленты соломенную шляпку. Но не ее прелестный наряд привлек его внимание, никогда он не видел лица столь прекрасного. Его можно было назвать аристократическим: с тонкими чертами, маленьким носом и фантастическими глазами, подобным посверкивающим топазам. А оживляла это совершенство естественная чувственность, подчеркнутая блестящими рыже-золотыми кудрями, собранными на макушке, элегантно приспущенными по бокам до лакомых мочек ушей.
70 
