Она оборвалась так же внезапно, как и началась, и хор начал выводить мелодию самого танца — резкое, отрывистое, быстро звучащее стаккато, от которого кровь застыла в жилах.
Мужчины наклонились вперед и вытянули руки, издавая при этом звуки, напоминающие уханье филина, перемежающееся короткими вскриками, воем и шипением. В конце концов их голоса слились в мощном гортанном звучании, торжественном и одновременно грозном.
И с этой минуты граф ощутил себя самого вовлеченным в это напряженное, завораживающее действо.
Он чувствовал себя принцем Рамой в сверкающем одеянии, сходившим с ума от отчаяния и тоски по пропавшей возлюбленной.
Ему казалось, что он сам принимает участие в битве, в которой демон выпустил в него стрелу, превратившуюся в полете в змею, обвившуюся вокруг него.
Но боги пришли ему на помощь, и Хануман, царь обезьян, со своими подданными смогли в жестокой битве освободить принца и вернуть ему его супругу, прекрасную принцессу Ситу.
Когда хор мужских голосов, который без помощи каких бы то ни было музыкальных инструментов аккомпанировал танцующим, довел свою песнь до захватывающего душу экстаза, в котором и бешеный ритм, и звуки достигли своего пика, граф вдруг почувствовал, что его бьет дрожь и волосы встают дыбом, а кожу покалывает от возбуждения.
Затем голоса стали стихать, понижаясь до еще более пугающей и захватывающей глубины, потом стало слышно лишь тяжелое дыхание и прищелкивание пальцами, доводившее слушателей до исступления и почти непереносимого напряжения.
Граф чувствовал, как его завораживает, гипнотизирует ритмичное движение их тел, мелькание рук, отбрасывающих причудливые, извивающиеся тени, в то время как все сто пятьдесят голосов, казалось, вонзались в темноту ночи и в сердца слушателей.
И когда все это закончилось, все исполнители опустились на землю, полностью обессиленные и опустошенные как физически, так и душевно, подобно — как пришло на ум графа сравнение — гребцам, участвующим в регате, после тяжелого, изнуряющего заплыва.
Граф и сам ощущал невероятную физическую усталость, но при этом он чувствовал такой необыкновенный душевный подъем, как еще никогда не испытывал в своей жизни.
Он словно летал, как иногда летают во сне, и перед ним открывались бездны, полные звезд, и разгадка тайны бытия, казалось, была где-то рядом… Граф сделал глубокий вдох, наполняя грудь прохладным чистым воздухом, и ощущение бесконечного счастья от прикосновения к чему-то великому, какому-то первозданному источнику, влилось в него вместе со вдохом, растекаясь по всему телу… Кожу покалывало, голова слегка кружилась… И он понял, наконец спускаясь на землю и скорее ощутив, чем увидев возле себя молча сидящую девушку, что и Роксану, без сомнения, переполняют те же чувства, что и его самого.
В течение нескольких минут они не могли двигаться и неподвижно сидели, глубоко дыша, так, словно только что плыли по бушующему морю и боролись с волнами, и только сейчас осознали, что выжили в этом опасном поединке.
Затем Понок поднялся на ноги, давая знак, что представление закончено. Граф протянул руку, чтобы помочь Роксане встать.
И коснувшись ее руки, он вдруг ощутил вспыхнувший во всем его теле огонь, воспламенившийся от одной только искры — легкого прикосновения, и зажегший ответное пламя в ее груди.
Их глаза встретились, и в них вспыхнуло полное понимание, объединившее эту пару крепче любых других уз.
Через несколько мгновений она тихо произнесла, с трудом шевеля губами:
— Вы… поняли?
Он молча кивнул в ответ.
На какое-то мгновение ему показалось, что он потерял способность говорить.
А затем, все еще держась за руки, они пошли за Поноком, пробиравшимся сквозь молчаливую толпу, медленно растворяющуюся в темноте. Казалось, они сами сейчас были не более реальными людьми из плоти и крови, чем окружающая их безмолвная и таинственная чернота ночи, в которой они растворялись, почти не чувствуя своего тела.
Они довольно долго шли молча, прежде чем граф нарушил тишину:
— Если бы я только что не был свидетелем этого захватывающего зрелища, я бы никогда не поверил, что такое вообще возможно.
— Я надеялась, что вы так скажете, — ответила ему Роксана.
Он сжал ее пальцы в своей ладони и спросил:
— А вы бы взяли меня сюда с собой, если бы думали, что я не почувствую всего этого?