«Если ты, рыжий паршивец, еще раз сорвешь в моем палисаднике розу, то я обращусь к тану Горию. Он пообещал так тебя выпороть, что ты седмицу на задницу сесть не сможешь!» — гласила строгая надпись, сделанная почерком танессы Валеа.
«Эх, я даже согласен, чтобы сюда явился тан Горий для порки», — уныло подумал Жерест. Он был убежден, что с кем с кем, а с директором Школы Тэлэвиарэлю не совладать.
— Но она же совсем не прочная! — огорченно сообщила Тастэния, рассматривая лепесток, оставшийся у нее на ладони.
— Это же цветок, — пожал плечами Жерест. — Он и не может быть прочным.
— Тогда зачем он мне? — Тастэния требовательно уставилась на рыжего.
— Он красивый и приятно пахнет.
Принцесса хлопнула в ладоши, и с поверхности маленького столика в ее руки порхнула шкатулка. Тастэния несколько секунд в ней покопалась и достала какую-то сверкающую безделушку.
— Вот! — протянула она безделушку Жересту. — Она еще красивей. А для запахов у меня есть духи. Зато она прочная.
— Но ее не поставишь в вазу с водой! — запротестовал Жерест.
— А зачем? — округлила глаза Тастэния.
Жерест понял, что на этом этапе ему девушку не переубедить.
— Ай, ладно! — махнул он рукой и, вспомнив любимое выражение Колина, добавил: — Проехали.
— Куда?
— Это так говорят, — вздохнул Жерест. — Сменим тему.
— Сменим, — согласилась Тастэния.
— Надо освободить моих друзей, — изрек Жерест.
— Зачем?
— Надо! Или ты хочешь, чтобы сюда пожаловало целое стадо драконов, жаждущее мести?
— Ух ты! — заинтересованно воскликнула Тастэния. — Это было бы замечательно. Я даже могу им сказать, кого надо пожечь.
— Они тут все пожгут, — охладил пыл принцессы рыжий. — В том числе и тебя.
— А меня-то за что? Я же твоих друзей не трогала.
— Когда драконы в ярости, то им все равно, — еше раз вздохнул Жерест, вспоминая мать Тюрона дарру Рассию. — А я еще догадываюсь, что драконы на своих спинах привезут троллей и вампиров.
— Да? — Тастэния пожала плечиками. — И как же этих твоих друзей освободить? Это же узилище отца! Он не позволит.
— А что, у него надо обязательно спрашивать? — хитро прищурился Жерест. — Наверняка ты знаешь способ проникнуть в вашу тюрьму и без разрешения принца. Ты же сама рассказывала, как там кого-то пытала.
— Ладно, — не стала отрицать Тастэния. — Ну проникнем мы туда, а дальше что?
— А дальше мне надо будет попасть в камеру, в которой содержится тан Тюрон.
— Это кто?
— Это? Это дракон.
— Это тот паренек, возле которого все время околачивалась девица-вампир? — уточнила Тастэния.
— Нет, — качнул головой Жерест. — Это тот, который вел переговоры с твоим отцом.
— Ну он моему папуле не страшен, — отмахнулась Тастэния. — Отец больше опасался серебряного.
«Главное, освободить тана Тюрона», — подумал Жерест. — А там уже будет вам и серебряный, и какой угодно! А Тартак споет «Марш победителей».
— Так ты мне поможешь? — просительно обратился он к принцессе.
— Надо подумать, — лукаво улыбнулась Тастэния.
Тартак поудобнее ухватил цепь и подергал ее.
«Нормально! — подумал он, заметив, что стена вокруг кольца, вделанного в стену, покрылась маленькими, едва заметными трещинками. — Куда эти имрецы мою магию подевали? Хоть бы не прибить их еще до того, как они мне ответят на этот вопрос…»
Тролль мягко поднялся, стараясь не особо звенеть цепями. Обратил внимание на какой-то камешек, лежащий в дальнем углу камеры и светящийся багровым светом. Так просто не дотянуться!
«Ну что? Начать бум-хряп по-крупному?» — задумался тролль.
Смущало только одно — где остальные и что с ними случилось?
Легкий шорох за дверью привлек его внимание. Тартак кулем рухнул под стену и притворился, будто он еще не пришел в себя. Слегка приоткрыв веки, он внимательно всматривался в дверь, которая начала медленно приоткрываться.
— Я же говорила тебе, что если отец запускает «наковальню сознания», то это очень надолго! — раздался шепоток.
— Ты не знаешь Тартака, — послышалось в ответ. — Чтобы его качественно вырубить, надо парочку, а лучше три таких «наковальни».
Это уже интересно! Тартак шире приоткрыл глаза. Не узнать физиономию, появившуюся в приоткрытой двери, было невозможно.
— Хватит и одной! — тихо буркнул он. — От двух, подозреваю, будет голова болеть.