Особенно,... 
113 
Кроме того, ему показалось, что все тридцать с лишним писем были написаны за довольно короткий промежуток времени. В последних письмах упоминалось и о ребенке, которого Ариана носила во чреве. Ребенок почти наверняка был от Хорхе, но Маршалл довольно быстро понял, что дальнейшие отношения между ним и Арианой отчего-то не сложились или сложились не так, как ему хотелось. Напрасно он заклинал ее отринуть прошлое и идти с ним рука об руку навстречу «заре новой жизни» – если судить по тому, что Ариана (ведь это она?) закопала его письма в Париже, ни в какую новую жизнь она за этим плодовитым писателем проследовать не захотела. Теперь она, возможно, встречается с другим мужчиной, а может быть, вышла замуж, и ей, естественно, не хотелось, чтобы любовные письма пылкого латиноамериканца попались на глаза новому любовнику или супругу. Вариантов тут – без числа, один заковыристее другого. Маршалл не исключал и того, что эпистолярный рекордсмен Хорхе вполне мог быть отпетым негодяем и шантажистом, несмотря на все эти его цветистые эпитеты и клятвы в вечной любви, которыми изобиловали письма. Почему-то он казался Маршаллу человеком с не слишком здоровой психикой. «Слияние душ», требование отбросить прошлое и идти с ним рука об руку навстречу какой-то «новой жизни» и другие фразы, которые Хорхе повторял как заклинание, представлялись Маршаллу довольно выспренними и оттого – фальшивыми. Возможно, и Ариана уловила эту фальшь, благо она в отличие от него, Маршалла, знала Хорхе и могла обоснованно судить, насколько его слова совпадают с его делами.
Дневник, который Маршалл начал читать, тоже был написан по-испански, причем написан человеком весьма образованным. Почерк автора был тем же, что в письмах – мелким, но четким и аккуратным, сразу напоминавшим Маршаллу ту каллиграфическую манеру, которую неизбежно приобретали выпускники иезуитских учебных заведений, в особенности – европейских. Не вызывало сомнений, что писал дневники все тот же Хорхе, который, возможно, был вовсе не латиноамериканцем, а испанцем, коль скоро он учился в школе Ордена иезуитов в Европе. Правда, в отличие от писем каждая строка дневника была насыщена и перенасыщена идеологией самого радикального или, лучше сказать, экстремистского толка. Хорхе писал об установлении в обновленном мире нового порядка, о необходимости уничтожения мира нынешнего, о восстании бедняков, которые должны захватить власть во всех странах и публично наказать богатых, лишив их неправедно нажитых состояний. На взгляд Маршалла, это была классическая псевдореволюционная философия, целиком построенная на громких фразах и самых примитивных инстинктах. Призывы к свержению власти богачей и коррупционеров повторялись снова и снова, так что довольно скоро Маршалл убедился, что Хорхе скорее всего принадлежал к тому типу людей, которым очень нравится слушать самих себя, плюс он страдал «комплексом бога», ибо желал единолично править миром, предварительно стерев с лица земли всех «богачей», которых он люто ненавидел. От всей это трескучей фразеологии у Маршалла разболелась голова, и он сделал перерыв, чтобы сходить в кухню и налить себе еще вина. Вернувшись в гостиную, он посмотрел на Стэнли, который задремал на коврике возле теплой батареи.
– А мы с тобой раскопали тайник какого-то коммунистического фанатика, – сообщил ему Маршалл, потягивая вино. Пес в ответ перевернулся на спину и притворился мертвым, а его хозяин вернулся к чтению дневников. В каком порядке они были написаны, значения не имело, поэтому, покончив с первой тетрадью, Маршалл взял из чемоданчика ту, которая попалась под руку. На первых же страницах его внимание привлекли несколько абзацев, где говорилось о какой-то похищенной женщине и о выкупе, который должен заплатить ее отец. Выкуп предполагался очень большой, и Хорхе, не скрывая удовлетворения, писал, что на эти деньги он сможет финансировать свое революционное движение на протяжении нескольких лет. Что касалось женщины, то, кем бы она ни была, он явно рассматривал ее как свой талончик на питание. Держали ее в каком-то «ящике», но каждое утро Хорхе собственноручно ее оттуда «освобождал» – а потом хвастливо писал в дневнике, что скоро она будет принадлежать ему. Слова «захваченная женщина», «выкуп», «ящик» показались Маршаллу настолько зловещими, что он перечитал эти абзацы еще пару раз, но от этого описываемая ситуация не стала ему яснее. Лишь через несколько страниц Хорхе упомянул, что пленницу зовут Арианой и что он водит ее к реке, чтобы она могла помыться. Там Хорхе впервые увидел ее без одежды, что впоследствии позволило ему так поэтично воспевать «прекрасное, юное тело» возлюбленной в адресованных ей письмах.
113 
