Особенно,... 
117 
На прощание Яэль обнял ее, а Ариана поцеловала его в щеку. Ей было странно думать, что больше она сюда не вернется – во всяком случае, в качестве пациентки. За год почти ежедневных занятий Яэль узнал о ней и ее жизни гораздо больше, чем мог бы узнать любой другой человек, и она чувствовала себя так, словно прощалась с близким родственником.
Вернувшись домой, Ариана первым делом позвонила в Вашингтон Сэму Адамсу. Сэм только что явился на службу, и ее звонок поначалу встревожил его: в последний раз они разговаривали месяцев шесть назад.
– Как дела, мисс Ариана? Все в порядке? – спросил он озабоченно.
– В полном порядке! – ликующе объявила она. – Я только что была у мистера Яэля, и он сказал, что курс лечения завершен успешно. Я здорова!
– Приятная весть!.. – воскликнул Сэм. – Но вы еще в Париже?..
– Да, – подтвердила Ариана. – Реабилитация заняла гораздо больше времени, чем я рассчитывала. Мы закончили только сегодня, и я… я решила позвонить вам, чтобы поблагодарить.
– Значит, вы себя хорошо чувствуете? – Голос у нее был живой и бодрый, и Сэм был страшно рад. Тем более он был рад, что это он втянул ее в это лечение и испытывал все это время внутреннее напряжение, ожидая исхода курса депрограммирования.
– Я чувствую себя просто отлично, Сэм! – Как она поступила с письмами, рассказывать Ариана не стала. Эти подробности касаются только ее и Яэля, для Сэма же важнее всего результат. И Ариане было что ему предъявить. Призрак Хорхе растаял, и весь мир казался ей теперь светлым и радостным, и ей хотелось всем сообщить об этом – всем, кому известна ее история. Пришла пора двигаться дальше, оставив в прошлом все плохое, что с ней произошло. И в смерти отца Ариана больше себя не винила. Ей было просто невыразимо грустно, что его не стало, но никакой вины она за собой не чувствовала.
– И когда вы намерены вернуться в Штаты? – По голосу было слышно, что Сэм улыбается.
– Пока не знаю. Возможно – не скоро. Мне очень нравится тут, в Париже, нравится моя квартира, к тому же я завела собаку… очень милого щенка, девочку. Я хочу попытаться найти здесь работу. И собиралась проехаться по Европе. – Сэм понимал ее, чувствовал ее радость и желание объять весь мир. Понимал и бесконечно уважал ее за это. Каким бы высококлассным профессионалом ни был Яэль, даже он не смог бы спасти Ариану, если бы она не работала над этим сама.
О том, не появился ли у нее за год бойфренд-француз, спрашивать Сэм не стал. Это был чересчур личный вопрос и чересчур глупый – еще слишком рано ждать, чтобы в ее жизни могла появиться новая сердечная привязанность, хотя, как знал Сэм, даже глубокие раны заживают у молодых относительно быстро.
– Я очень за вас рад, мисс Ариана, – проникновенно сказал он в телефонную трубку. – Ну, не пропадайте… И обязательно позвоните, когда вернетесь в Штаты – мне хотелось бы куда-нибудь вас пригласить. – Сэм, правда, немного боялся, что их дружеская встреча за чашкой кофе может разбудить в ее душе слишком много болезненных воспоминаний, но потом подумал, что если Ариана и вернется домой, то это будет еще не скоро и за это время она успеет окончательно прийти в себя.
Вечером после разговора с Сэмом Ариана еще раз пошла прогуляться с Лили в парк. Маршалл к тому времени штудировал – иначе не скажешь – четвертую тетрадь Хорхе. В ней снова шла речь о его брате Луисе, который вел двойную игру, тайно поддерживая революционеров. Насколько понял Маршалл, эта поддержка заключалась главным образом в том, что Луис помогал брату создать прочную финансовую базу грядущего государственного переворота. Из дневника, в частности, следовало, что это он посоветовал Хорхе заняться похищениями людей, чтобы добывать необходимые денежные средства для вооружения своих сторонников. В одном месте Хорхе прямо указывал, что главной целью Луиса был государственный переворот и что эту задачу он был намерен осуществить с помощью военной силы в самое ближайшее время.
Читая дневник, Маршалл снова и снова спрашивал себя, кто такой этот Луис, но увы – ему все еще не удалось даже установить, в какой из латиноамериканских стран все происходит. Никаких фамилий Хорхе не упоминал, и это сводило Маршалла с ума. Он надеялся, впрочем, что в других тетрадях могут найтись необходимые сведения – и читал их одну за другой. На это у него ушла вся ночь и бо́льшая часть утра следующего дня, но ничего конкретного он так и не обнаружил, зато заработал сильнейшую головную боль, да и глаза у него начали слезиться от напряжения. Нет, не этим он собирался заниматься в Париже, не этим! Но отложить тетради было выше его сил. Он был почти уверен, что наткнулся на что-то очень важное, но что с этим делать, кому звонить, он пока что не знал. Да его просто примут за сумасшедшего, если он хотя бы заикнется, что откопал в парижском парке коробку с любовными письмами и тетрадями, из которых следует, что одно из южноамериканских правительств может быть вот-вот свергнуто мятежниками. А хуже всего было то, что описанная в дневниках предреволюционная ситуация была в той или иной степени характерна для абсолютного большинства государств Латинской Америки с их сложной социально-экономической обстановкой, регулярно провоцировавшей перевороты и восстания.
117 
