13 
– Нравится? – спросил Ренцо.
– Как это может мне не нравиться? Такая красота.
– Ты сама красота, – мягко произнес он, глядя на нее.
Дарси помнила, как он рявкнул на нее в машине, и хотела отстраниться, когда он положил ей руку на бедро и легонько погладил. Но сопротивление невозможно, и Дарси уже сгорала от желания еще до того, как они дошли до спальни. Ставни там были закрыты, и царил полумрак. Дарси успела разглядеть лишь деревянные балки на потолке, потому что Ренцо обнял ее, запустил пальцы в рыжие кудри и с жадностью впился в губы.
– Ренцо…
– Что?
– Ты знаешь… что.
– Знаю… кажется. – Он улыбнулся. – Ты хочешь этого?
Он расстегнул молнию на платье, потянул за подол, и оно упало к ногам.
– Да, – прошептала она. – Это то, чего я хочу.
– А ты знаешь, – спросил он, занявшись ее бюстгальтером, который упал рядом с платьем, – как я мечтал о тебе? Вот об этом?
Она кивнула:
– Я тоже мечтала.
Новая обстановка смущала ее.
Но недолго. Сердце застучало часто-часто, по телу заструился жар, и, уже обнаженная, она дрожащими пальцами потянула ремень у него на брюках.
Свет, приглушенный закрытыми ставнями, падал на их горящие нетерпением тела. Ренцо подтолкнул ее к кровати, уложил и опустился сверху. Дарси вцепилась в гладкие мышцы на широких плечах, позволяя ему ласкать большим пальцем самые чувствительные места у нее между бедер. Она мгновенно возбудилась. Он засмеялся и не спеша погрузился в ее влажное, теплое лоно.
– Чувствуешь, как это хорошо? – спросил он, начиная ритмично двигаться.
– Я… я… – Это все, что вырвалось у нее из горла.
– Дарси… ты… только ты, – с закрытыми глазами стонал он.
Он произнес это, словно молитву. И Дарси его поняла, потому что ее девственность ставила ее на особый пьедестал, отличный от прежних его любовниц. Ренцо сам ей это сказал. Он сказал ей, что она по-настоящему непорочна, и еще был поражен тем, что встретил женщину, у которой в двадцать четыре года не было любовника. И еще тем, что, когда он спросил, хотела ли она когда-нибудь иметь детей, она решительно сказала «нет». И поверил ей. Поверил настолько, что как-то в редкую минуту откровенности признался, что тоже не хочет детей. Вскоре, как бы между прочим, он предложил ей принимать противозачаточные таблетки, и Дарси охотно согласилась. Она хорошо помнила свои восхитительные ощущения, когда они отказались от презервативов, этой чертовой резины, по определению Ренцо. Дарси стала чувствовать все большую с ним близость. А это опасно. Она убеждала себя, что ее чувства – исключительно физические, секс есть секс.
Но сейчас, в полумраке спальни своего тосканского дома, Ренцо заполнил собой ее лоно, губы пульсировали от его поцелуев, и она не в силах сдерживать восторженные стоны. Он вдруг замер. Неужели ее тихое постанывание остановило его? Но он всего лишь ловко перевернул ее, и она оказалась на нем. Черные глаза прожигали насквозь.
– Теперь твоя очередь, cara.
Она кивнула и сжала ему бедра ногами. Она видела Ренцо под собой и это давало ей ощущение власти. Глаза у него полуприкрыты, губы раздвинуты, а она раскачивалась вперед-назад, слыша его стон. Тогда она наклонилась и поцеловала его в рот, чтобы никто их не услышал, хотя в этом древнем доме такие толстые стены, что никакие эротические звуки сквозь них не проникают… и не проникали за все те века, что стоит этот дом. Ренцо запустил пальцы ей в волосы, стал тянуть своенравные кудри, и змейки наслаждения начали обвивать ее изнутри и снаружи. Разрядка у нее наступила быстрее, чем у него. Она ловила ртом воздух, а он крепко сжимал ей бедра, что-то быстро произнес по-итальянски, и его тело дернулось под ней. Она наклонила голову, жарко и тяжело дыша ему в шею, приподнялась и скатилась на матрас.
Дарси смотрела вверх на потемневшие от времени балки и резной стеклянный плафон абажура, наверное, такой же древний, как и дом. Кто-то поставил вазочку пахучих роз у окна – такие же розочки увивали стены дома.
Наконец она произнесла:
– Это был радушный прием.
Ренцо нарочно размеренно дышал и не открывал глаз – говорить не хотелось. Не сейчас. В голове роилось столько мыслей… Он пытался разобраться в сложных чувствах, которые одолевали его по дороге сюда.
Он ехал и думал, что скоро в доме будет другой хозяин. Дом, в котором прожило не одно поколение семьи матери и который таил столько обид. Он мог бы избавиться от дома давным-давно, но гордость не позволяла, требовала, чтобы он не продавал его. Он хотел заменить плохие воспоминания хорошими, и это ему во многом удалось. Но нельзя жить в прошлом. Пора забыть об этом месте, распрощаться с последним остатком вчерашнего дня.
13 
