— Как долго вы и ваш человек планируете пользоваться щедрым гостеприимством моего племянника, капитан Берк?
— Наверное, не более нескольких дней, — сказал Эш именно в тот момент, когда Люк весело заявил:
— По крайней мере две недели. А может быть, дольше!
— Известно, что капитан Берк не задерживается подолгу на одном месте, — сказала Кларинда. — У него ноги бродяги, душа скитальца, а сердце… — она помедлила, сморщив носик, — если верить «Скандальной хронике», я не уверена, что оно у него вообще существует.
Эш приподнялся на локте и уставился на нее пытливым взглядом.
— А теперь, когда мы выяснили, что привело меня и моего компаньона в Эль-Джадиду, мисс Кардью, я хотел бы услышать, каким образом вы оказались у султана почетной… — Эш помедлил, прежде чем произнести это слово, придавая ему непристойное значение, — гостьей.
Фарук снова покровительственно положил руку на плечо Кларинды:
— Ты не обязана говорить о таких вещах, моя дорогая.
Нежная заботливость султана сразу же заставила Эша пожалеть о собственной черствости. Ему следовало быть умнее и не позволять Кларинде вынуждать его говорить или действовать необдуманно. Пусть даже ему отчаянно хотелось узнать, что она пережила после своего похищения, он не должен был при этом ранить ее гордость.
Хотя ее взгляд стал на несколько градусов холоднее, Кларинда отмахнулась от заботы Фарука.
— Нельзя винить капитана Берка за любопытство. Я уверена, что, когда он прибыл сюда, он меньше всего ожидал обнаружить здесь двух порядочных английских леди, которые наслаждаются гостеприимством могущественного султана. — Она насмешливо приподняла бровь, взглянув в сторону Эша.
— Похоже, в последнее время у англичан в большом спросе гостеприимство моего племянника, — вмешался Тарик. — Наверное, если бы король Вильгельм постучал в дверь, явившись сюда со всей армией, ты бы открыл ворота и пригласил его, чтобы он грабил твои сокровища и насиловал твоих женщин.
— Послушайте! Я не имел намерения насиловать эту девушку, — запротестовал Люк. — Я почти уверен, что это она чуть не изнасиловала меня.
— Довольно, дядя! — сердито воскликнул Фарук. — Мы не какие-нибудь варвары, и я не потерплю неуважительного обращения с моими гостями.
Тарик, побагровев, вскочил на ноги.
— Если бы сейчас был жив твой отец, тебя бы выпороли за то, что осмелился говорить со мной настолько неуважительно.
Тарик как будто ждал удобного случая. В развевающихся одеждах он демонстративно вышел из комнаты. За ним по пятам следовал его друг с ястребиным носом. Остальные гости с некоторым интересом наблюдали за этим драматическим эпизодом, а потом пожали плечами и вернулись к еде и своим разговорам. Судя по всему, подобные вспышки не являлись для Тарика чем-то необычным.
Фарук со вздохом покачал головой:
— Не обращайте внимания на моего дядю. Он все еще живет прошлым, вместо того чтобы обратиться к будущему. — Султан снова направил все свое внимание на Кларинду, как будто никакого неприятного инцидента и не происходило. — Продолжайте, моя дорогая.
Прежде чем начать, Кларинда смущенно прочистила горло.
— Ну-у… мисс Монморанси и я плыли в Индию, чтобы присутствовать на бракосочетании… нашего дорогого друга, когда на корабль напали корсары. В результате боя несколько членов экипажа были зарезаны, а нас взяли в плен и держали взаперти на пиратском судне, пока не пристали к берегу. Нам с самого начала сообщили, что нас собираются продать с аукциона в Алжире. Нашим служанкам и жене капитана повезло гораздо меньше.
Как ни странно, полное отсутствие эмоций в ее голосе заставило Эша живо представить себе страшную участь этих женщин. Такая же судьба ждала бы и ее, если бы пиратская жадность не оказалась сильнее их похоти. На физиономии Люка отразился такой же ужас, какой почувствовал Эш.
— Как только мы прибыли в Алжир, — продолжала Кларинда, — нас потащили в цепях на подпольный невольничий рынок. С нас сняли одежду и оставили в одном нижнем белье.
Хотя лицо Эша, как и ее лицо, не выражало никаких эмоций, он с трудом дышал от возмущения и ярости. Даже в детстве Кларинда была очень гордым ребенком. Эш мог с трудом представить себе ее на цепи. Тем более вообразить глубину унижения, которое она, должно быть, испытывала от прикосновения рук работорговцев, срывавших с нее одежды и выставлявших ее напоказ перед глазами десятков похотливых мужчин.