И наблюдая за тем, как Поппи вонзает зубки в слоеное тесто, Фарук действительно пожалел о том, что отказался перекусить. Мисс Монморанси ела с большим аппетитом. Эта женщина действительно любила поесть и не боялась показать этого. И было что-то невероятно чувственное в том, с каким энтузиазмом она предавалась этому первородному удовольствию, превращавшему простую трапезу в праздник чувственности. Когда ее розовый язычок дотронулся до уголка губ, чтобы слизнуть оттуда каплю заварного крема, Фарук с ужасом осознал, что его тело под многочисленными слоями одежды начинает испытывать голод иного рода.
Фарук давно привык к тому, что за ним ухаживали, соблазняли его и доставляли ему удовольствие невероятно красивые женщины, обученные всевозможным эротическим фокусам, не прописанным даже в «Камасутре». До сих пор Фарук никогда не испытывал возбуждения при виде женщины, с аппетитом поглощавшей пищу; наслаждение ему доставляла только настоящая близость.
Не на шутку встревожившись, султан прикоснулся рукой к своему лбу. Возможно, от голода у него просто закружилась голова. Думать так было куда спокойнее, чем признаться себе, что кровь, которая должна была циркулировать по сосудам головы, внезапно устремилась к другой, менее выделявшейся части его тела.
Надеясь скрыть беспокойство, Фарук спросил:
— Вам хорошо в моем дворце, мисс Монморанси? Вы всем довольны?
— Разумеется! — с готовностью ответила Пенелопа. — Но к чему эти церемонии? — Снова поставив корзинку к ногам, она слизнула сладкие крошки с губ. — Все всегда называли меня Поппи. Точнее, — извиняющимся тоном добавила она, — все, кроме этих ужасных девчонок в семинарии для юных леди мисс Трокмортон, которые дразнили меня Пигги-свинкой.
— Парни в Итоне звали меня Фрэнки, — к собственному удивлению, выпалил Фарук. — Или еще того хуже, — вполголоса добавил он. — Все они были Джеймсами, Эдвардами или Чарлзами, как и их отцы. До меня в Итоне никто не слышал о парне по имени Фарук. — Он пожал плечами. — Через некоторое время я просто позволил всем считать, что Фрэнки — это мое настоящее имя. Так было проще. Как-то раз они привязали два мешка с картошкой на спину пони, чтобы он походил на верблюда. Затем приволокли бедное животное в мою комнату и оставили там до моего возвращения с занятий. Когда директор школы услышал, как я пытаюсь с криками вытолкать его в дверь, он пришел разузнать, в чем дело. В общем, все кончилось тем, что это меня прогнали палкой перед всем классом.
Фарук уже приготовился к тому, что мисс Монморанси рассмеется, услышав его нелепый рассказ, однако вместо этого она сочувствующе похлопала его по руке, а в ее затуманенных лавандово-голубых глазах вспыхнула симпатия.
— Иногда люди бывают очень жестоки, не так ли? Особенно когда им приходится иметь делом с тем, чего они не понимают и из-за этого боятся. Должно быть, вам там было нелегко. А как вышло, что вы получили образование на другом конце света, в Итоне?
Рука Пенелопы осталась лежать на его руке. Фарук опустил на нее глаза и поразился контрасту между своей грубой загорелой кожей и ее бледными пухлыми пальчиками.
— Ваше величество! — тихо позвала мисс Монморанси.
Сбросив с себя оцепенение, Фарук рывком вырвал свою руку из-под ее руки.
— Мой отец смотрел далеко вперед и думал о будущем, — проговорил он. — И он был полон решимости дать своему единственному сыну и восточное, и западное образование.
— Так у вас совсем нет братьев?
— Нет. Только семнадцать сестер. — Фарук вздохнул. — Иногда мне хочется, чтобы Аллах благословил моего отца дюжиной сыновей. Правда, даже если бы это произошло, они уже переубивали бы друг друга в борьбе за то, чтобы выжить и стать султаном.
— А что произошло с вашими сестрами?
— Я нашел всем им хороших мужей, так что сейчас все мои сестры замужем, живут в своих домах… имеют своих детей.
— У вас ведь тоже есть дети, не так ли? Я хочу сказать, что раз уж у вас так много жен, то я решила, что… — Поппи замолчала и опустила глаза на колени, а ее щеки запылали еще более ярким румянцем.
— Так и есть, — кивнул Фарук.
— Сколько же их у вас?
Фарук заморгал, быстро производя в уме подсчет.
— Двенадцать девочек и семь мальчиков. Или семь девочек и двенадцать мальчиков? Или четыре мальчика и пятнадцать девочек? — Он безнадежно помотал головой. — Никак не могу запомнить. Они живут в другой части дворца, где прежде жил и я, пока отец не надумал отправить меня в школу в Англии.