Особенно,... 
43 
– Время от времени. – Никита Владимирович был здесь всего-то пару раз, но для чего ей это знать? – Надо же навещать единственного сына.
Он сделал упор на слове «единственного», и Анастасия Викторовне стало не по себе. Это из-за ее увлечения наукой сын у нее был единственным. Но вот в том, что он оказался единственным и у бывшего мужа, в этом она себя виновной не считала.
– А кто ж тебе не давал еще парочку завести?
– Ты что, не знаешь, что одна моя гражданская жена родить не могла, а со второй наш ребенок оказался вовсе даже и не нашим, а только ее?
Анастасия Викторовна подавилась чаем и закашлялась. Он ласково провел ее по спине, больше гладя, чем постукивая. Отмахнувшись от его ненужной помощи, она спросила:
– Это как такое может быть?
– А это бывает, когда семья состоит не из двух супругов, а трех. В общем, когда все выяснилось, мы быстренько разбежались. Она с меня даже алиментов не потребовала. Потому что у меня на руках генетический анализ был.
– Обидно было, наверно? – Анастасия Викторовна с сочувствием взглянула бывшему мужу в глаза.
Он кривовато усмехнулся.
– Поначалу да. А теперь даже смешно. Но малышка славная такая. Я ей на дни рождения подарки дарю. Как бывший отчим.
– А жена замуж вышла?
– Вышла. Но не за отца своего ребенка. У него уже жена была. И есть. От нее он уходить не собирался.
– Ух ты, какая у тебя жизнь насыщенная! Интересная такая! Захватывающая просто! – поневоле увлеклась этим нетривиальным действом Анастасия Викторовна. – А у меня рутина сплошная. Работа, работа и еще раз работа.
– Устаешь сильно? – сочувственно спросил Никита Владимирович, исподтишка любуясь ее изменчивым лицом.
– Устаю? Нет. Я злюсь сильно. – Анастасия Викторовна яростно взмахнула рукой, демонстрируя, насколько сильно она злится. – Вот это меня достает. А так все нормально.
– Злишься? – пришла очередь удивляться бывшему супругу. – Из-за чего?
– Да по-разному. То студенты-идиоты бесят, то преподаватели-дураки, а теперь вот тупая реформа.
– Какая конкретно? В стране реформ много. И все бесят.
– Не, меня одна бесит. Конкретно реформа нашей Академии наук. Слыхал?
– Краем уха. А что там такого уж страшного?
Анастасия Викторовна возмутилась:
– Как чего страшного? Да все страшно! Все, что нарабатывалось даже не десятилетиями, а столетиями, все коту под хвост!
Никита Владимирович отключился уже на второй возмущенной фразе. Она с негодующим пафосом излагала ему свою точку зрения на проводимую недалеким правительством реформу, призванную унифицировать российскую науку, подогнать ее под западные, далекие от российской действительности мерки.
А он просто слушал ее мелодичный голос, смотрел в красивые глаза, мечущие гневные искры, и чувствовал, как переносится в те далекие времена, когда они вот так же сидели на кухне, только в другой, еще маленькой квартирке, и до хрипоты спорили.
Но теперь он не спорил. Во-первых, куда ему, простому инженеру, спорить с доктором физико-математических наук, а во-вторых, он стал умнее и зря в бутылку лезть ни за что не станет. Наоборот, по ходу ее негодующего повествования, ориентируясь исключительно на интонацию, вставлял очень актуальные и соответствующие сказанному восклицания:
– Да что ты говоришь? Нет, это просто свинство! Нет, ну это ж надо?! – и дальше все в таком же духе.
Поэтому, когда Анастасия Викторовна, выдохнувшись, принялась пить остывший чай, оба были вполне довольны понятливостью друг друга.
Никита Владимирович осторожно спросил:
– А как ты? На примете никого нет?
– На какой примете? – Анастасия Викторовна все еще горела болью за родную Академию наук.
– Замуж не собираешься? – упростил свой вопрос Никита Владимирович.
– Замуж? – недоуменно переспросила Анастасия Викторовна. – А зачем?
– Ну, чтоб жить лучше… – Никита Владимирович не смог правильно аргументировать свой вопрос.
– Я и так живу хорошо. Не надо мне лучше. У нас ведь как – хотел как лучше, получилось как всегда. Так что рисковать я не собираюсь.
– Но ведь мы, в принципе, жили неплохо. Пока ты не ушла. Молча, без объяснений. – Он не хотел, но прозвучало обвиняюще. – Я так и не понял, почему?
Анастасия Викторовна нехотя проговорила:
– Мне не хотелось с тобой ссориться, – и многозначительно приподняла ровные брови.
Никита Владимирович не внял едва слышимому предупреждению не ворошить былое.
43 
