68 
— Я занимаюсь пошивом одежды, — пояснила она. Сейчас, когда Кармайн предпочел совершенно нежилой на вид гостиной ее рабочую территорию, Эдит выглядела более спокойной и уверенной.
— Для удовольствия или ради денег, миссис Тинкерман?
— Ради денег, — тотчас ответила она. — Том был весьма скуп, если только затраты не касались упрочения его положения.
«Господи! — подумал Кармайн. — Сколько же в этом деле бедных женщин, которыми пренебрегают мужья ради своей карьеры! Неужели эти ребята не понимают, что, отодвигая жену на задний план и отказывая ей в заслуженной доле семейного дохода, они ущемляют себя же, словно лишаясь второго глаза?»
— Он оставил завещание? — спросил капитан.
— Да, оно лежало в его рабочем столе, под замком. Когда подтвердили его смерть, я сломала замок и нашла там завещание. — Эдит казалась довольной собой. — Я получаю три четвертых всего его состояния. Хотя думаю, Том считал свое завещание неким временным документом. Он полагал жить вечно, и я тоже так думала.
— У вас есть дети?
— Две девочки, одной — двадцать, второй — двадцать два. Том был очень этим расстроен, но наш семейный бюджет не позволял иметь больше детей, и потому ему пришлось обойтись без сына. С другой стороны, — продолжила она несколько мечтательно, — именно наличие девочек благотворно складывалось для его бумажника. «Высшее образование — только для мужчин», — говорил он, поэтому девочки закончили секретарский колледж и сейчас работают.
— А у вас есть высшее образование, мадам?
— О нет! Хотя и я могла бы поспорить с мужем. Я тоже была секретарем, его секретарем. И эти двадцать четыре года замужества научили меня множеству заумных слов и фраз, которые я могла бы вставить при необходимости.
— Ваш брак был счастливым?
— Нет, но я никогда на это и не рассчитывала. Брак с Томом — это лучше, чем остаться старой девой — такова уж участь недостаточно образованной девушки, капитан. У меня был муж, который подарил мне двух замечательных девочек, и мне удавалось пополнять семейный бюджет шитьем. Том же мог любить только одного человека — себя.
Простое лицо Эдит озарило выражение чрезвычайного удовлетворения.
— Сама я безумно хотела иметь девочек. И я никоим образом не могла подарить ему сына, дабы разрушить устоявшееся положение вещей.
— Вы довольно откровенны, — не мог не сказать Кармайн.
— Почему бы и нет? Том мертв, теперь он никак не сможет навредить мне. Как только его завещание вступит в силу, я продам его имущество, ценные бумаги и акции и поделю все поровну между Кэтрин, Энн и мной.
— А куда отойдет еще одна четвертая его состояний?
— Он завещал ее факультету богословия Чабба.
— Вы можете мне озвучить примерный размер его состояния?
— Около миллиона долларов.
— Больше, чем я мог себе представить, — заметил Кармайн.
— Капитан, Том все время получал свои первые пять центов за каждые опубликованные труды. К тому же этот дом не отягощен никакими закладными, а был куплен за наличные.
— Сколько раз вы контактировали с ним в течение того банкета?
Кармайн обратил внимание, что ее волосы с проседью явно завивались дома и Эдит выглядела совсем не привлекательно. «Даже в девятнадцать, — подумал он, — ее наверняка нельзя было назвать красоткой, зато именно такая и требуется будущему доктору богословия: домохозяйка, не привлекающая внимания других мужчин».
После недолгого молчания она ответила:
— За исключением того момента, когда мы вошли в банкетный зал, я контактировала с ним лишь один раз. Как типично для Тома! Моя еда за это время остыла. Мне пришлось сделать ему укол бэ — двенадцать.
Кармайн так резко выпрямился, что в шее что — то хрустнуло — куркуму явно следует употреблять и дальше.
— Укол бэ — двенадцать?
— Да. У Тома была нехватка желудочной кислоты, что делало его ужасным едоком — того нельзя, этого нельзя и все в таком роде! Мясо и моллюски слишком тяжелы для него, масло и жиры тоже. На самом деле он был рад питаться одними бутербродами с фруктовым желе и тостами. И он слабел, потому что не мог усвоить витамин бэ — двенадцать. Приходилось колоть его внутримышечно.
— Ахлоргидрия, — медленно произнес Кармайн. — Да, я знаю о таком.
— Укол бэ — двенадцать возвращал его в норму, — продолжила вдова. — У меня он в пузырьках, но также есть и ампулы на одну дозу, чтобы я могла кинуть одну в сумочку вместе с небольшим шприцем. Он нервничал, то событие было для него очень значимым, я знала, а укол бэ — двенадцать, как… думаю, как глоток водки для алкоголика. Я не удивилась, когда он подал мне знак сделать укол. Том встал, чтобы отправиться в мужскую комнату, и я вышла вслед за ним. Зайдя в дамскую комнату, я надломила ампулу, заправила бэ — двенадцать в шприц, надела колпачок на иголку и убрала пустую ампулу обратно в сумочку.
68 
