А потом…
Потом у меня со страшной силой разболелась голова.
Я массировала виски, я выпила стакан холодной воды, я даже посидела пять минут неподвижно, прикрыв глаза.
Не помогло ни одно из примененных средств.
Я нашла Клер на кухне — она вытряхивала чипсы из пятой, кажется, пачки в огромную деревянную миску.
— О, Дейзи! Как ты?
Я слабо улыбнулась.
— Прости, кажется, мне придется уйти.
Клер переполошилась:
— Что случилось? Тебе плохо? Ой, ты такая бледная…
— Просто голова раскалывается, — отозвалась я, — может быть, потому что душно…
— Выйди на свежий воздух, — предложила Клер.
— Боюсь, что не поможет. Голову словно в тисках зажало.
— Может быть, лед?..
— Шутишь? — Мне даже удалось рассмеяться.
— Могу предложить таблетку.
Я покачала головой:
— Ты же знаешь, я стараюсь обходиться без лекарств. Думаю, будет лучше, если я все-таки поеду домой. Тебе и без меня есть с кем возиться.
— Правда, он — супер?! — с энтузиазмом воскликнула Клер.
Я кивнула. Голова отозвалась на это движение новым приступом боли, и я поморщилась.
Клер спохватилась:
— Ладно. Поезжай. Может быть, вызвать тебе такси? Или попросить кого-нибудь из гостей отвезти тебя?
— Спасибо, не надо, — пробормотала я, — не хватало подкладывать гостям такую свинью. А в своей машине и руль лечит.
— Ну как скажешь. Пришли сообщение, когда доберешься домой.
Если честно, я плохо помню, как прощалась с гостями (с теми, кто попался мне по пути к дверям), как шла к машине, как ехала домой.
Дома я первым делом задернула все плотные шторы, но при этом распахнула все окна.
Стащив через голову платье и бросив его туда, куда вышло, я повалилась на застеленную кровать. Разумеется, ни о каком сообщении для Клер я не вспомнила.
Ужасно хотелось черного чая с лимоном и огромной плиткой шоколада, но некому было принести мне все это богатство. Звонить в службу доставки я не решилась: одно дело — заказать пиццу или, скажем, суши, и совсем другое — чашку черного чая.
Пришлось закрыть глаза и применить аутотренинг, заставляя себя заснуть.
Я проспала восемнадцать часов подряд и в воскресенье проснулась здоровым человеком. Пришлось списать внезапную мигрень на переутомление в офисе, на недавно пережитый стресс.
Остаток воскресенья я из принципа провела в постели. Смотрела по телевизору древний сериал «Беверли-Хиллз», съела две с половиной пиццы, вечером два часа принимала ванну с морской солью.
Засыпала я в уверенности, что моим дальнейшим планам ничто не сможет помешать.
Но в понедельник меня разбудил телефонный звонок, и раздался он в моем доме ужасно рано.
5
К счастью, на этот раз северный штат встречал меня не снегами, а солнцем. Для снега был не сезон. Я мысленно порадовалась хотя бы этому факту. Потому что в остальном фактов для радости было немного.
Прямо из аэропорта я отправилась в больницу.
Мама сообщила мне, что моя двоюродная сестренка, которой в прошлом году едва исполнилось семнадцать лет, попала в больницу с острым приступом аппендицита.
Я была очень привязана к Маргарет. Поэтому и рискнула взять отгул на работе, отпросившись у Ричарда, не побоявшись отсутствовать в критический момент.
К тому времени, как я прилетела в Миннеаполис, Маргарет уже прооперировали. По словам и мамы, и доктора, это было сделано очень вовремя. Еще немного, и увеличился бы очаг воспаления, начались бы осложнения, перитонит… Впрочем, я мало что понимаю во всех этих медицинских терминах.
Маргарет лежала на больничной койке в отдельной палате. На тумбочке стояли белые лилии в самом обычном стакане.
— Привет, детка, — сказала я, прикрывая за собой дверь.
«И никаких «только недолго»», — сердито подумала я в адрес лечащего врача Маргарет.
Хорошо все-таки, что я примчалась сюда. Я непозволительно редко вижусь с семьей. И не только с родителями.
Бледное личико Маргарет просияло:
— Дейзи! А твоя мама говорила, что ты вряд ли сможешь приехать.
— Моя мама ошиблась, — ответила я, пододвигая стул к ее кровати и садясь. — Ну как ты здесь?
Маргарет вздохнула:
— А как здесь может быть, по-твоему?
— Врачи рассказали мне, что ты была молодцом.
— Сложно быть не молодцом, когда находишься под наркозом.