41 
— Что ты тут делаешь?
— Ничего. Не думала, что должна спрашивать разрешения погулять по саду, — съязвила она, пытаясь не показать, как ее взволновало его нежданное появление.
— Не должна. Но я звонил перед завтраком, и мама сказала, что тебе было нехорошо. Как ты чувствуешь себя?
— Ты опоздал на день. Это было вчера.
Его внезапная забота не обманет ее. Между ними ничего не может быть.
— Твоя мать должна была сказать тебе, что это просто от вина и еды. Извини за беспокойство, однако и в этом есть положительная сторона: твоя мать больше не захочет приглашать в гости человека, который обвиняет ее в отравительстве.
Он даже не улыбнулся:
— Она намекнула, что ты можешь быть беременна. Очень умно, Люси, но я не попадусь в эту ловушку. Если ты беременна, все вопросы к твоему предыдущему любовнику. Я очень тщательно предохранялся, и ты прекрасно это знаешь.
Люси вспыхнула и вскочила:
— Я не беременна, но спасибо за лишнее подтверждение справедливости моего рисунка.
Она хотела уйти, но он поймал ее за руку:
— Это ничего не меняет. Сегодня вечером ты будешь паинькой, будешь молчать про наших братьев и катастрофу, и завтра я лично посажу тебя в самолет. Понятно?
— Более чем, — горько бросила она, не в силах больше удерживать в себе свою боль и гнев. — Да будет тебе известно, я любила своего брата и верю, что он ни в чем не виноват. А ты готов во всех видеть только плохое! Антонио говорил, ты безжалостный ублюдок — почти с гордостью, восхищаясь тобой, но не думаю, что он понимал, какой ты на самом деле. Ты считаешь, мой брат убил твоего, хотя следствие признало его действия единственно правильными. В том, что случилось, нет ничьей вины — это просто судьба. — Она помедлила, вспоминая. — Но тебе было этого недостаточно. Ты, самоуверенный, надменный, решил, что все они не правы, и не смог удержаться и не отомстить сестре Дэмиена. И знаешь, что самое забавное? Если бы я болталась под тобой на веревке, ты бы перерезал ее, не задумавшись. Меня тошнит от тебя.
Лоренцо схватил ее за плечи и заткнул ей рот грубым, болезненным поцелуем. Сначала она пыталась сопротивляться, но потом ее тело вновь начало подводить ее, и Люси в отчаянии лягнула его ногой. От неожиданности он отпустил ее. Люси очень надеялась, что ему больно.
— Ты пойдешь со мной, — сказал он, с ненавистью глядя на нее. — А что до веревки… Я никогда не привязал бы тебя к себе, начнем с этого. И я виню твоего брата не в том, что он перерезал веревку, а за то, что он мог спасти Антонио, но не захотел. Я могу это доказать.
Люси задохнулась:
— Я тебе не верю! Это твоя нечистая совесть пытается найти козла отпущения! Тебя тогда вообще не было в стране!
— Не волнуйся, я сегодня же предоставлю тебе доказательства.
И он почти волоком потащил ее к дому. Игнорируя изумленные взгляды, которыми их провожали, Лоренцо завел ее за угол и втолкнул в свой кабинет, потом швырнул на потертый диван и достал что-то из ящика стола.
— Это фотографии, сделанные в тот день на базе, — сказал он, бросая ей на колени стопку снимков.
Глаза Люси наполнились слезами, когда она взглянула на молодые, счастливые лица.
— Обрати внимание на дату и время.
Люси ничего не понимала. Она и так прекрасно помнила тот день. Большая часть снимков была сделана в течение часа, и только одна видовая фотография — на следующий день, в два.
— Что я должна увидеть?
— Видишь вот эту фигурку в красном на последней фотографии? Фотограф — профессиональный альпинист. Антонио и Дэмиен уступали ему, но не намного. Так вот, он утверждает, что альпинисту уровня твоего брата понадобилось бы три, максимум четыре часа, чтобы добраться до базы. Твой брат спустился с горы через семь часов. Новичок сделал бы это быстрее. Он просто позволил Антонио умереть.
Люси посмотрела на него, и ей показалось, что его глаза полны боли. Впрочем, даже если она была, то быстро сменилась вызывающим выражением. Но Люси не видела смысла спорить: Лоренцо невозможно было сдвинуть с насиженного места.
— Ты правда в это веришь? — спросила она.
— Да. Поступок Дэмиена стоил мне брата и исковеркал жизнь нашей матери.
Люси удивленно подняла брови. У их матери ведь остался Лоренцо — ее жизнь далеко не кончена. А вот Люси пришлось куда хуже.
— Мне это тоже не очень помогло, иначе мне не пришлось бы выслушивать этот бред, — ядовито сказала она. — Я наконец поняла тебя, Лоренцо. Для тебя есть только крайности. Ты никогда не думал, что не все такие сильные, как ты? Что Дэмиен, почти час державший Антонио на весу, мог ослабеть? Что он потерял сознание, а очнувшись, ничего не помнил?
41 
