44 
— Отличная вечеринка, мой мальчик.
Лоренцо механически кивнул и спросил о здоровье матери.
— Беспокоиться не о чем. Давление в норме, Анна давно не чувствовала себя так хорошо. Люси словно заново вдохнула в нее жизнь — да и в тебя, мой мальчик. — Доктор отпил коньяка, и Лоренцо заметил, что он здорово набрался. — Эта девушка — настоящая драгоценность, красивая и талантливая, и сердце у нее золотое. Пожалуй, даже слишком доброе и сочувствующее, иногда это выходит боком. Если бы я был ее врачом, я не стал бы советовать подобное подростку.
— О чем вы? — спросил Лоренцо, допив коньяк и поставив бокал на низкий столик.
Наверное, сделала аборт, решил он. Он знал, как доктор, весьма религиозный человек, относится к этой процедуре.
— Как о чем? О том, что она отдала брату почку.
Лоренцо почувствовал, как холодеют руки и кровь отливает от лица. Он резко выпрямился и впился взглядом в доктора.
— Что она сделала? Когда? — хрипло выдохнул он.
— О, ты же не хочешь сказать, что не знал? После возвращения ее брата в Англию, после той катастрофы в горах. Швейцарский госпиталь выпустил его довольно скоро, сказав, что он немного истощен, но в целом в порядке. Его собственный врач и местная больница придерживались такого же мнения, а через три месяца он оказался в отделении тропических инфекций лондонской клиники. Только тогда выяснилось, что у него редкое заболевание, которое поражает почки; скорее всего, он подхватил его, когда был в Южной Африке. Единственным спасением могла стать пересадка, и Люси оказалась идеальным донором. Впрочем, это не слишком-то помогло. Она сказала мне, ее брат умер в прошлом году.
— Люси… — простонал Лоренцо, сгибаясь под грузом осознания ее поступка, и спросил, смертельно испуганный: — Но с ней все будет в порядке?
— О да, конечно, она в прекрасной форме. Одна почка работает почти так же хорошо, как две. Утром я получил результаты ее анализов. Ничего страшного, просто слишком много вина и жирной пищи. У нее нежный желудок, она мало пьет и следит за тем, что ест. Твоя мать надеялась, что она беременна, но это не так. Таблеток она тоже не пьет — не хочет пичкать свой организм тем, что не помогает здоровью. Очень мудро, — покивал он и вдруг осекся. — Но я не должен был тебе рассказывать. Врачебная тайна, все дела. Думаю, мне пора спать. Доброй ночи, Лоренцо.
С этими словами он встал и откланялся. Но Лоренцо не слышал его и ничего не видел. Его голова раскалывалась от мысли о том страшном, что могло случиться с Люси, с его Люси с яркими смеющимися глазами. И в эту секунду он понял, что любит ее, что полюбил ее в тот самый миг, когда она вошла в его кабинет и он поцеловал ее. Воспоминания нахлынули на него — их первая ночь, когда он полностью потерял контроль над собой, — он должен был догадаться уже тогда, что любит ее. Он вспомнил, как поцеловал шрам у нее на боку и спросил, откуда он. Она ответила, что это было рассечение, и он не стал расспрашивать ее дальше, а потом сам нанес ей удар, и теперь сгорал от стыда за себя, за свою жестокость. Фактически он обвинил ее брата в убийстве. Для нее это было так же больно тогда, как для него — постыдно сейчас.
Лоренцо застонал и спрятал лицо в ладонях.
Люси никогда не простит его, это выше человеческих сил. Он именно такой, каким она считала его. Она пыталась оправдать брата сегодня днем, когда он швырнул ей в лицо свое так называемое доказательство, пыталась сказать, что ее брат, скорее всего, потерял сознание и ослабел настолько, что не мог ничего сделать. Но разве Лоренцо прислушался к ее словам? Она крикнула, что он видит мир в черно-белом свете, и была права.
Лоренцо не знал, сколько просидел так, снова и снова проигрывая в голове каждое слово, каждое движение. Он где-то читал, что любовь — это безумие, и, учитывая то, как он вел себя с Люси, он был склонен согласиться с этим. Наконец он встал, полный решимости, и пошел к ее спальне. Помедлив несколько секунд, он открыл дверь и вошел.
Люси лежала на спине, глубоко и спокойно дыша. На секунду у Лоренцо мелькнула мысль о том, что лучше будет оставить ее в покое, позволить ей сесть на самолет и вернуться к своей размеренной, привычной жизни. Но он был не в силах поступить так.
Он боролся за то, чего хотел, до последней капли крови, и сейчас Лоренцо хотел Люси. Он никогда бы не подумал, что может хотеть кого-то или что-то с такой силой. От одной мысли о расставании с ней его сердце рвалось в клочья.
44 
