48 
— Как мне кажется, ты сейчас дашь этот ответ на любой вопрос, что бы я ни спросил.
— Возможно.
— О, ты все же знаешь и другие слова!
— Просто не хочу утомлять тебя однообразием, — с улыбкой ответила она.
— Едва ли это тебе когда-либо удастся, Елена, — промурлыкал Адам, искренне имея это в виду.
Время от времени у него возникала досадная потребность в женщине, как при жизни Фанни, так и после ее смерти, но никогда и в голову не приходило лежать ни с одной из них в обнимку после удовлетворения зова плоти и вести разговоры, которые не являлись беседой в строгом смысле слова, скорее походили на бессмысленный шепот любовников.
Кем теперь стала для него Елена? Любовницей? Неужели она согласилась на эту роль, хотя он даже ничего ей не предлагал?
И это притом, что они не обсудили никаких подробностей их отношений и не пришли ни к какому заключению. Похоже, так оно и было. Но скоро ему придется обо всем этом задуматься.
На следующее утро мрачный как туча Адам миновал просторную прихожую, направляясь в столовую. Чмокнув в напудренную щеку бабушку, сидящую за столом и попивающую травяной чай — свой любимый утренний напиток, он обратил взор на богатый выбор закусок, разложенных на серебряных тарелках. Джеффриз уже удалился на кухню, чтобы принести Адаму чайник крепкого чая, который тот предпочитал пить по утрам. Адам почувствовал, как от запаха еды в желудке поднимается тошнота.
— Нет аппетита, Адам? — поинтересовалась бабушка, когда он сел за стол напротив нее.
— Вообще никакого, — угрюмо пробормотал он.
Леди Сисели кивнула.
— Плохо спалось?
Адам не знал, удалось ли ему вообще сомкнуть глаза, потому что, оказавшись в одиночестве в своей комнате, он подвергся атаке мощнейшего чувства вины. Именно вины, неуверенности в том, чем обернутся в будущем их с Еленой отношения. Он понимал, что это следствие его постоянной потери контроля в ее обществе. Да-да, его хваленой железной самодисциплины, которую он научился поддерживать в себе вскоре после женитьбы на Фанни. Из чувства самосохранения он окружил себя защитной стеной и не позволял никому пробиться за нее. Даже такой восхитительно податливой женщине, как Елена. Особенно такой восхитительно податливой женщине, как Елена!
— По-видимому, нет, — сухо произнесла леди Сисели. — Возможно, ты спал не в одиночестве?
Адам напрягся:
— Бабушка!
— Адам, — с несвойственной ей твердостью произнесла она, — я не настолько стара, чтобы забыть о желании мужчины быть с женщиной. Меня по ночам мучает бессонница, поэтому я слышала, как вы с миссис Лейтон негромко разговаривали вчера ночью, проходя мимо двери моей спальни. Было уже очень поздно. Вы договорились о свидании после того, как я удалилась наверх? — Она вопросительно вздернула брови.
Адам с Еленой попрощались на пороге ее комнаты, одарив друг друга долгим поцелуем. Расставаться им совсем не хотелось. К сожалению, эйфория Адама и чувство удовлетворения улетучились, стоило ему лишь переступить порог собственной спальни. На него свалилось ужасное осознание того, что он натворил.
Ему и в голову не могло прийти, что бабушка может их услышать.
— Ничего подобного.
— Благодарю вас, Джеффриз! — воскликнула она, улыбаясь дворецкому, вошедшему с чаем для Адама.
— Это все, Джеффриз, можете быть свободны, — рассеянно произнес Адам.
— Налить тебе чая? — предложила бабушка, когда они с Адамом снова остались наедине.
Но он лишь сильнее нахмурился:
— Я и сам вполне в состоянии это сделать, бабушка.
— Как пожелаешь, — кивнула она, возвращаясь к своему остывающему чаю.
Адам налил себе дымящегося напитка из чайника, продолжая лихорадочно обдумывать, какой вывод она сделала касательно произошедшего вчера между ним и Еленой. Для мужчины в возрасте двадцати восьми лет быть «пойманным с поличным» собственной бабушкой не только унизительно, но и чертовски неудобно.
— Ох, ну не делай такое лицо, Адам! — оживленно воскликнула леди Сисели. — Я затронула эту тему потому лишь, что хочу предостеречь тебя на случай, если ты планируешь продолжать отношения с миссис Лейтон.
Адам напрягся еще больше:
— Это не самая подходящая для обсуждения за завтраком тема.
Ее серые глаза, смотрящие на него поверх ободка чашки, весело сверкнули.
— Ты бы предпочел, чтобы я отложила ее обсуждение до обеда?
48 
