Камала одеревенела от неловкости. Было нечто странное и даже слегка пугающее в том, что она сидит прижавшись к мужчине. Раньше с ней такого не бывало.
Ей было слышно, как бьется его сердце, она ощущала это биение у себя под пальцами. Камала чувствовала на себе его руки, щекой касалась ткани его сюртука.
— Расслабьтесь, — шепнул он ей. — Пусть для вас и непривычно, что я сижу так близко к вам, но вспомните, что от ханжества не будет никакого прока, если к утру вы покроетесь инеем и будете холодной как ледышка.
Понимая, что он поддразнивает ее, Камала усмехнулась: столь щекотливое положение уже не смущало ее так, как прежде.
— Так-то лучше! — произнес Конрад. — А я подумал было, что лег спать с ручкой от метлы.
— Интересно… что сказали бы люди, если бы увидели нас сейчас?
— Массу неприятных слов, — ответил Конрад. — Но поскольку они никогда не узнают, как все обстоит на самом деле, то это не имеет никакого значения. Гораздо важнее другое — считаем ли мы сами, что поступаем нехорошо? Вы же не думаете, маленькая Камала, что я поступаю дурно, пытаясь спасти вас от лютого холода?
— Конечно же нет, — ответила девушка. И спустя мгновение добавила: — Будь я и впрямь вашей сестрой, скажите, вы расстроились бы, узнав, что она… то есть я… сидит вот так… рядом с мужчиной?
Немного подумав, Конрад ответил:
— В подобных обстоятельствах все, конечно, зависело бы от мужчины… и от женщины.
— А разве женщина способна поступить недостойно? — удивилась Камала.
— Боюсь, вы меня не поймете, — ответил Конрад.
Камала вздохнула:
— Неужели я… настолько глупа?
В следующую секунду ей показалось, что он обнял ее чуть крепче.
— Спите, Камала, — нежно шепнул он. — Завтра нас с вами ждут новые приключения. Нам будет о чем рассказать нашим внукам! О ваших и моих приключениях, когда мы отправились в опасное путешествие…
Его слова разожгли воображение Камалы.
"Настоящее приключение, — подумала она, — приключение столь волнующее, столь неожиданное".
Нет, Конрад, безусловно, прав, и она запомнит его на всю жизнь.
Рука, прижатая к его груди, согрелась, и она почувствовала, что в объятиях Конрада ей было легко и приятно.
Она ощущала себя надежно защищенной от всех невзгод, которые до этого отравляли ей жизнь: от Маркуса Плейтона, от холода, непогоды и даже страха перед неведомым будущим.
Камала облегченно вздохнула и машинально сжалась в комочек, еще ближе прильнув к своему спутнику. Ее веки сомкнулись, и вскоре она погрузилась в сон.
В отличие от Камалы Конрад Вериан долго не мог уснуть, глядя, как огонь в очаге отбрасывает тени на обшарпанные стены, и слушая вой ветра за окнами дома.
Глава четвертая
Проснувшись, Камала поняла, что рядом с ней никого нет.
Сначала она не могла понять, где находится, однако, посмотрев на убогий потолок и золу потухшего очага, вспомнила, как оказалась здесь.
Куда же пропал ее спутник?
На короткий миг ее охватила паника. Неужели он оставил ее? В следующее мгновение она услышала, как Конрад что-то насвистывает. Ага, похоже, он в сарае — занимается лошадьми.
Камала встала, отряхнулась и увидела, что рядом с ней лежит ее бархатный жакет для верховой езды.
"Должно быть, это Конрад положил его сюда", — подумала она и покраснела, вспомнив, что проспала всю ночь в его объятиях, одетая в одну лишь нижнюю юбку.
Она поспешно оделась и, прежде чем войти в сарай, попыталась привести в порядок прическу. Здесь она увидела, что лошади оседланы и Конрад открывает хлипкую дверь.
— Доброе утро, — весело произнес он. — Могу я осведомиться, как спалось вашей светлости?
— Превосходно, благодарю вас, сэр, — ответила Камала. — Я никогда еще не спала в столь удобной постели.
— К сожалению, наш добрый хозяин забыл приготовить для нас завтрак. Предлагаю как можно скорее исправить эту оплошность.
— Я тоже голодна, — улыбнулась Камала и, взяв свой высохший плащ, накинула его на плечи.
Хотя земля оставалась влажной после вчерашнего дождя, утро было ясным, а воздух — холодным и свежим. Камала подумала, что днем может ударить мороз.
Они отправились в путь бодрым шагом. Лошади за ночь отдохнули, и примерно через полчаса путники остановились возле придорожной гостиницы, стоявшей по соседству с живописным деревенским лугом.