90 
– Разве вы не сражаетесь верхом? – спросил он.
Сакс, отшвырнув рог в сторону, принялся вытирать лицо и шею.
– Нет, мы не используем скакунов в сражении так, как это делаете вы. А вместо копий у нас, понятное дело, имеются боевые топоры. – Он помолчал, и его радостное возбуждение мгновенно угасло. – Боевой топор лучше, – добавил Эдгар.
– Я тебе не верю, – ответил Рауль просто так, чтобы подразнить его.
– Еще как лучше! – заявил сакс. – Знаешь, приятель, я мог бы отрубить голову твоему Бланшфлауэру одним ударом!
– Грубое варварское оружие, – пробормотал Рауль.
– Лучше молись о том, чтобы никогда не познакомиться с ним поближе, – угрюмо парировал Эдгар.
После этих его слов между ними пролегла тень. Рауль молчал и даже не глядел на сакса. Эдгар, взяв друга под руку, увлек его ко дворцу.
– Сам не знаю, почему я так сказал. Будем надеяться, этого никогда не случится. Мой отец пишет, король послал за Этелингом, чтобы привезти его в Англию, так что может статься, именно он получит корону, а не твой или мой господин.
– Этелинг? Даст Бог, Эдуард действительно назовет его своим наследником! – Лицо Рауля просветлело. Он пожал саксу руку. – А если дело дойдет до этого: твой топор против моего копья… – Рауль оборвал себя на полуслове и умолк.
– Знаю, – сказал Эдгар. – Разве не говорил я этого тебе еще четыре года тому, когда впервые приехал в Нормандию? Что ж, может быть, в конце концов, ничего подобного и не случится.
– Да. Если Эдуард выберет Этелинга. Неужели прошло уже четыре года, Эдгар?
– Четыре года, – повторил сакс, и губы его искривила презрительная улыбка. – Я начинаю чувствовать себя здесь как дома. Подобно Вульноту и Хакону.
Рауль остановился словно вкопанный, пораженный неожиданной мыслью.
– Эдгар, это правда?
Сакс в ответ передернул своими широченными плечищами.
– Мне иногда кажется, будто я стал настоящим нормандцем, – сказал он. – Я сражаюсь с тобой на турнирах, говорю на вашем языке, живу с вами, завел друзей среди вас, горячусь и нервничаю оттого, что не могу поехать с тобой на войну, радуюсь тому, что герцог прогнал французов…
– Я и не подозревал об этом, – прервал его Рауль. – Я думал… Эдгар, герцог был готов посвятить тебя в рыцари, но я сказал, ты не согласишься. Быть может, мне поговорить с ним снова?
– Я премного благодарен герцогу Вильгельму, – без раздумий ответил Эдгар, – но никогда не приму рыцарские шпоры из его рук. Я повинуюсь одному лишь Гарольду. – Решив, что слова его прозвучали чересчур уж невежливо и высокомерно, сакс, стараясь смягчить неблагоприятное впечатление, добавил: – Ну, ты же понимаешь, дело не в том, что мне не нравится герцог Вильгельм. Я не это имел в виду.
– Знаю, – отозвался Рауль. – Или ты думаешь, на твоем месте я не сказал бы то же самое? Но, как бы то ни было, а Вильгельма ты недолюбливаешь, не так ли?
Поначалу ему показалось, что Эдгар не собирается отвечать, но, помолчав немного, тот все-таки заговорил:
– Нет. То есть, да – он мне не нравится. Разумеется, я не могу не восхищаться им, как и все прочие. Однако разве он способен вызвать симпатию у кого-либо? Да, он требует верности; повиновение навязывает силой: но любовь? Подобные вещи даже не приходят ему в голову!
– Пожалуй, ты еще недостаточно хорошо его знаешь, – заметил Рауль.
Эдгар взглянул на друга, и в глазах его промелькнула тень улыбки.
– Ты думаешь, кто-нибудь действительно знает его, Рауль? – После чего, видя, что Рауль молчит, сакс продолжал: – О да, он очень добр к своим друзьям, но я никогда не видел, чтобы он пытался покорить своих людей, как это делает… – Эдгар, оборвав себя на полуслове, умолк.
– Гарольд? – подсказал Рауль.
– Да, – признался Эдгар. – Именно Гарольда я имел в виду. Гарольда обожают все. А Вильгельма не любит никто. Его боятся, его уважают, но сколько людей почтут за счастье умереть за него? Фитц-Осберн, может быть; Сен-Совер, Тессон; его кузен д’Э; ты – те, кто является его друзьями. А вот за Гарольда с радостью отдаст жизнь самый распоследний серв, можешь мне поверить.
Они медленно шли в тени куртины[43]. Оба хранили молчание до тех пор, пока не завернули за угол часовни во внутреннем дворе и не остановились под нависающей главной башней. И тогда Эдгар, глядя на узкие окна, прорубленные в сером камне, произнес уже более примирительным тоном:
– Готов держать пари, что, по крайней мере, здесь сидит тот, кто не питает особой любви к Вильгельму.
90 
