Сорелла говорила все это с такой горечью, что Рэндалу оставалось только смотреть на нее в немом изумлении. Затем она вдруг рассмеялась.
— Я не слишком драматизирую? — спросила она. — Простите! Это действительно смешно, потому что было много и такого, что мне нравилось. Если бы я не следовала всюду за отцом, то не увидела бы Париж, Венецию, Рим. Во всех этих городах было столько интересного! В странах, где мы побывали, встречались удивительные вещи, просто потрясающие. А один раз, всего один раз мы отправились в деревню — в маленькую гостиницу в Йоркшире. Это было потрясающей красоты место со старой мельницей возле гостиницы. Мы пробыли там всего неделю, но для меня это был настоящий рай. Я ходила на окрестные болота и лежала там, растянувшись в вересковой пустоши, пока не становилось темно. Меня никогда не пугало одиночество. Мне казалось, что я ближе к Богу, когда я слушала, как поют в небе птицы, и смотрела, как куропатки прокладывают путь через вереск. Я была счастлива там, как никогда в жизни. Но вскоре нам пришлось вернуться в Лондон. Неожиданно объявился муж папиной приятельницы, застал их в постели, избил отца и пригрозил ему полицией. У папы три недели не проходили синяки и не заживал порез на губе. А это означало, что он не мог рассчитывать найти кого-нибудь, кто помог бы нам как-то прожить это время.
— Бедный ребенок! Сколько же всего тебе пришлось пережить!
— Я говорю вам это не для того, чтобы вызвать сочувствие, — резко оборвала его Сорелла. — Мне не нужны ни жалость, ни сочувствие. Я просто хочу, чтобы вы поняли, почему я не могу отправиться в респектабельную школу-пансион с ее хорошо воспитанными ученицами. К тому же я чувствую себя слишком взрослой, чтобы стоять у доски. Я много читала и знаю достаточно, чтобы понимать, насколько я невежественна. Я знаю, сколько всего еще мне необходимо изучить, но не готова делать это таким способом. Я не впишусь в обстановку школы и буду чувствовать себя несчастной среди богатых юных леди, которые в один прекрасный день станут такими, как ваша Джейн.
— Но ты сама чем хотела бы заниматься? — снова спросил Рэндал. — Это ведь вопрос, который все равно необходимо решать, не правда ли?
— Я же сказала вам, что хотела бы остаться здесь.
Рэндал закончил пить кофе и откинулся на спинку стула. Сейчас он чувствовал себя в ладах со всем белым светом. Он закончил вносить изменения в пьесу, завтра он принесет новый вариант в театр, где все, несомненно, придут от него в восторг. Но главное — он сам был удовлетворен проделанной работой.
Радость бытия охватила его. Ничего больше не имело в этот момент значения. Только он и Сорелла, разговаривающие в маленькой кухне. А все вопросы завтрашнего дня были сейчас от него далеко.
Рэндал хотел сделать широкий и щедрый жест. он улыбнулся и сказал:
— Ты останешься здесь, если это то, чего ты хочешь.
— Обещаете? — спросила Сорелла, и Рэндала поразила холодная суровость ее голоса.
— Обещаю, — ответил он.
Он увидел, как загорелись глаза Сореллы, в них словно вспыхнул ослепительный свет. Рэндал был растроган.
Глава седьмая
Сорелла проснулась с улыбкой на губах. А открыв глаза, издала крик восторга. Светило солнце! Она знала, что день будет чудесным, когда отправлялась вчера в постель. Он был бы чудесным, даже если бы шел дождь и небо затянули тучи. Но этот солнечный день был просто идеальным.
Сорелла выпрыгнула из кровати и подбежала к окну. Ее комната выходила на боковую улочку, и здесь не было того великолепного вида на парк, как в комнатах, находящихся с другой стороны. Но этаж был достаточно высоким, чтобы Сорелла могла видеть крыши до того места, где поднимались вверх из зеленых объятий Сент-Джеймского парка, словно волшебный дворец из морских волн, башенки и бастионы Уайтхолла. Кругом на несколько миль простирались бесчисленные крыши, сливавшиеся с линией горизонта.
Лондон был большим — слишком большим. Сорелла часто думала об этом. И вот сегодня она должна была покинуть этот город и именно поэтому была так возбуждена. Вот почему она с таким нетерпением ждала этого утра, что даже плохо спала ночью.
После почти недели репетиций в пятницу напряжение, раздражение, усталость всех участников достигли кульминации. Рэндал, не сдержавшись, бросил на сцену свой экземпляр пьесы и воскликнул:
— Мы все выдохлись! На уик-энд объявляется перерыв.