— И еще одно. Как только приедете в Тулузу, отпустите Брюно. Не втягивайте его в ваши неприятности, ему хватает своих.
— Это не в моих правилах, — ответил Данглар и тут же вспомнил, что чуть не погубил Вейренка.
— А как поживает голубь? — как ни в чем не бывало спросила Виолетта, вставая из-за стола.
Через тридцать пять минут Данглар выезжал из Парижа, развалившись на заднем сиденье машины Брюно, в костюме из дешевой ткани, который жал ему в проймах, и с новым мобильником в кармане. Можете спать, сказал ему Брюно. И Данглар закрыл глаза, чувствуя себя, по крайней мере до Тулузы, под защитой могучей и властной Виолетты Ретанкур.
XLIII
— Величиной с мокрицу? — повторил Адамберг.
Он был в жандармерии, потом заехал в больницу и вернулся в дом Лео только к семи вечера. Вейренк ждал его у подъездной дороги. Адамберг коротко рассказал лейтенанту об итогах дня. Эксперты из Лизьё только зря потратили время: табурет, на котором сидел убийца, был самого распространенного типа, такой используют все рыбаки, арбалет действительно принадлежал Эрбье, и на нем остались только отпечатки хозяина. Эсталер и Жюстен вернулись в Контору, Лео физически немного окрепла, но по-прежнему хранила молчание.
— Мокрица в два сантиметра длиной. На левой лопатке Вальрэ и на левой лопатке Лины.
— В общем, вид такой, словно это крупное насекомое, нарисованное на спине?
— Не хочу подавлять тебя эрудицией, как Данглар, но мокрица не насекомое. Это ракообразное.
— Ракообразное? Ты хочешь сказать, это что-то вроде креветки? Которая живет не в воде, а на суше?
— Да, маленькая земляная креветка. У нее только четыре ножки, а не шесть, как у насекомых. По этому же признаку можно определить, что пауки не относятся к насекомым, ведь у них восемь ног.
— Ты что, издеваешься надо мной? Хочешь меня убедить, что пауки — это земляные креветки?
Распахивая перед Адамбергом сокровищницу знаний, Вейренк в то же время пытался понять, почему комиссар не отреагировал на сообщение, что Ипполит и Лина — внебрачные дети Вальрэ.
— Нет, они паукообразные.
— Это что-то меняет, — сказал Адамберг и не спеша зашагал к дому. — Но что именно?
— Это лишь в очень небольшой степени меняет наше представление о мокрице. Несъедобное ракообразное, вот что она такое. Хотя, возможно, Мартен бы со мной не согласился.
— Я говорю о Вальрэ. Если у человека на спине такая отметина и она есть еще у двоих, это обязательно значит, что они родственники?
— Безусловно. И Данглар описал пятно очень точно. Размер — два сантиметра, цвет фиолетовый, форма — удлиненный овал, и спереди — что-то вроде усиков.
— В общем, ракообразное.
— Да. И вспомни, Вальрэ очень не хотел, чтобы его раздевали. О чем это говорит? О том, что он знает: пятно может его выдать. Другими словами, он знает, что брат и сестра Вандермот — его дети.
— А вот они не знают, Луи. Иппо сказал мне, что он — сын самого распоследнего мерзавца, и в этих словах была неподдельная горечь.
— Значит, граф не решается сказать им правду. Он заботился о них, пока они были маленькие, доверил их воспитание Лео, приютил Иппо у себя в замке, когда посчитал, что мальчику грозит опасность, но он не желает открыто признать их своими детьми. И допускает, чтобы они прозябали в нищете вместе со своей матерью, — холодно произнес Вейренк.
— Он боится скандала, склок из-за наследства. В сущности, гадкий он человечек, этот граф де Вальрэ.
— А тебе он показался симпатичным?
— Ну, не то чтобы симпатичным, но искренним и решительным. И еще — великодушным.
— А на самом деле он насквозь фальшивый и вдобавок трус.
— Или он намертво прирос к скале своих предков и не может пошевелиться. Как морской анемон. Нет, пожалуйста, не надо объяснять мне, что это такое. Я знаю, морские анемоны — это моллюски.
— Нет, это коралловые полипы.
— Ладно, — согласился Адамберг, — это полипы. Ты только позволь мне думать, что Эльбо птица, и все будет хорошо.
— Эльбо — птица. По крайней мере, раньше был птицей. Но теперь, когда он в качестве среды обитания выбрал твою туфлю, я в этом уже не уверен.
Адамберг остановился, чтобы взять у Вейренка сигарету, и все той же неторопливой походкой пошел дальше.
— Граф в юности женился на Лео, — сказал он, — но потом, под нажимом родственников, развелся с ней и взял в жены особу знатного происхождения, вдову с маленьким сыном.