— И чем он это аргументирует?
— Тем, что знает Дени с трехлетнего возраста. И он будет неколебимо стоять на своем. Ты же понимаешь, он панически боится скандала.
— А как он объясняет происшедшее?
— Говорит, Дени напился так, что ему стало плохо. Почему пил, граф не знает, думает, по какой-то сугубо личной причине. Когда Дени понял, что его сейчас вырвет, то бросился к окну. Окно перед этим открыли, чтобы впустить прохладу после грозы. Дени нагнулся, у него закружилась голова, и он выпал из окна.
— А ты что думаешь?
— Тут есть и твоя вина, — пробурчал Эмери. — Приезд секретаря клуба арбалетчиков вызвал у него панику. Он наглотался лекарств, запил их спиртным и от этого умер. Но не так, как рассчитывал. Вместо того чтобы потерять сознание, лежа на кровати, он доковылял до окна, перегнулся через подоконник, чтобы сблевать, и свалился во двор.
— Ясно, — сказал Адамберг, не отвечая на упрек капитана. — А как тебе удалось добыть у графа завещание?
— Я на него надавил. Сказал, что знаю, о чем написано в завещании. Ему было некуда деваться. Грязная работенка, Адамберг, омерзительная. Ни чистоты, ни благородства.
Адамберг осмотрел размозженную голову виконта, высокое окно, низкий подоконник, контуры тела в том положении, которое оно занимало перед падением, брызги рвотных масс на полу. Да, виконт потерял равновесие и выпал из окна. Он окинул взглядом просторную спальню: на ковре валялась бутылка из-под виски, на тумбочке лежали три открытые упаковки лекарств.
— Вот это транквилизатор, это антидепрессант, а это снотворное, — пояснил Эмери, указывая на лекарства. — Он принял все это, лежа в постели.
— Понятно, — сказал Адамберг, проследив, как расположены рвотные брызги — одно пятно на простыне, другое в двадцати сантиметрах от окна, третье — на подоконнике. — Когда он почувствовал, что его сейчас вырвет, то инстинктивно встал и бросился к окну. Хотел в последние минуты сохранить достоинство.
Когда эксперты приступили к работе, Адамберг уселся в кресло, одиноко стоявшее в углу комнаты. Да, звонок в клуб, на котором он настоял, в итоге заставил виконта наложить на себя руки. Да, после трех убийств и двух покушений на убийство Дени выбрал для себя именно такой выход из сложившейся ситуации. Адамберг снова увидел перед собой лысую размозженную голову на булыжниках двора. Нет, по своей физической конституции и внешнему облику Дени де Вальрэ отнюдь не соответствовал представлению о жестоком, неустрашимом убийце. В нем не чувствовалось необузданности и агрессивности, это был человек тихий, сдержанный, разве что порой высокомерный. Но он убивал. Ружейной пулей, топором, арбалетной стрелой. Только в это мгновение Адамберг осознал, что ордебекское дело закончено, что разрозненные загадочные события вдруг стянулись в один узел, как внезапно с сухим щелчком закрывается замок большого чемодана. Как проливаются дождем тучи, собравшиеся на западе. Он в последний раз зайдет повидать Лео, прочтет ей еще несколько страниц о новом этапе в старинной истории любви или о беременности кобыл. Попрощается с Вандермотами, с Мерланом, с графом, с Лодом, в последний раз взглянет на Лину, поспит на матрасе с углублением посредине, позавтракает под склоненной яблоней. При мысли обо всех этих прощаниях у него возникло неприятное чувство неудовлетворенности. Легкое, как прикосновение Кромса к перьям голубя. Завтра он заберет Эльбо в город, завтра он покатит в Париж. Адское Воинство рассеялось, Владыка Эллекен вернулся в царство теней. Вернулся, полностью выполнив свою миссию, с досадой подумал Адамберг. Нельзя победить Владыку Эллекена. Все так говорили, все предупреждали и были правы. Этот год добавит новые ужасы к мрачной ордебекской легенде. Четверо «схваченных», четверо погибших. Он, комиссар, смог предотвратить только буйство живых — спас от расправы Иппо и Лину.
Женщина-врач бесцеремонно встряхнула его за плечо.
— Извините, — сказал Адамберг. — Я не заметил, как вы вошли.
— Это не был несчастный случай, — сказала она. — Конечно, надо дождаться, когда придут результаты анализов, но предварительный осмотр показывает, что покойный принял смертельную дозу бензодиазепина и, главное, нейролептиков. Если бы он не выпал из окна, то, скорее всего, умер бы у себя в постели. Типичное самоубийство.
— Так и есть, — сказал, подойдя к ним, один из экспертов. — Я нашел отпечатки пальцев только одного типа, очевидно его собственные.