53 
Сегодня, однако, ничего не получилось, впрочем, как и все остальные, что она наметила сделать в конце недели. Джефри настаивал на том, чтобы Карен еще и еще раз проверила счета с Робертом-юристом, который усердно подсовывал ей бесконечные финансовые документы, касающиеся переговоров с фирмой Norm Со. И только в субботу к вечеру, перед самым приездом гостей к обеду в Вестпорт, она смогла привести себя в человеческий вид. Она нарядилась в новую коричневую шелковую тунику (с моделью которой она продолжала эксперементировать) и темно-коричневые трикотажные легинсы. Очень средневеково. Чрезвычайно важно, как она одета во время приема гостей: люди ожидали увидеть нечто сногсшибательное. И хотя обычно Карен предпочитала носить простую одежду, она не могла обмануть ожидания гостей. Поэтому в выходные дни Карен стремилась одеваться так, чтобы выглядеть роскошно, но при этом чувствовать себя, как будто на ней были надеты свитер и джинсы. Вчера за обедом она выглядела прекрасно. А Джефри, как всегда, роскошно: серый твидовый костюм Армани полностью соответствовал цвету его волос. За обедом он рассказывал много интересного, и она вспомнила, что любит его. Когда они вернулись домой, согревающее действие бутылки Бордо подвигло их заняться любовью, но помешало Джефри закончить оргазмом.
К утру наступило протрезвление, и Карен столкнулась с жестокой реальностью: неотвратимо надвигался прием более дюжины приглашенных гостей. Она купила рулет в НН, а Эрнеста приготовила два подноса с ассорти сыров от Барни Гринграсса и Стурген Кинг. Еда стоила целое состояние.
Размеры затрат вызывали у нее легкое чувство неловкости. Она боролась с ним, участвуя в многочисленных благотворительных обществах, и успокаивала себя рассуждениями об экономической пользе таких мероприятий. Джефри дразнил ее, называя Карен «совестливой банковской карточкой». Нарезанные кусочки лосося уже начали твердеть и потемнели. Карен беспокоилась, сохранят ли свою свежесть и другие продукты.
— Миссис Фрамптон, вы уже порезали рулет?
— Нет, миссис Каан.
Женщина и не думала двигаться.
— Не могли бы вы это сделать сейчас? — с ангельским терпением спросила Карен.
Она силилась понять, чего больше в миссис Фрамптон — затаенной враждебности или просто тупости? Трудно сказать, что хуже. Может быть, ее пассивность объясняется просто неприязнью к ней, богачке, приезжающей сюда на выходные дни, в то время как она, миссис Фрамптон, прожила вею свою жизнь в провинциальном городке, еле сводя концы с концами. Сын миссис Фрамптон служил в местной полиции. Он не мог заработать на покупку собственного дома в Вестпорте и вместе с женой и двумя детьми жил у родителей. Слушая церковных прихожан, прачек и те сплетни, которые приносил ее сын, миссис Фрамптон была в курсе всех событий городка. В свою очередь, она, наверное, сообщала все что могла о Карен любому, кто готов был выслушать. Вот и еще одна причина, по которой Карен недолюбливала деревню. Карен была наивным нью-йоркцем, смотрящим с презрением на провинциалов, туристов и дорожно-строительных рабочих. Они не знали, где можно купить качественную еду или перезарядить отказавшую аппаратуру. Они не смогли бы сыграть в игру Дефины «Назови самое лучшее». Они были чужаками, пришлыми торговцами.
Но здесь, в Вестпорте, пришельцем оказывалась она. Среди людей типа миссис Фрамптон, садовника Джорджа, Хейзена и Билла Маклея из промтоварной лавки она чувствовала себя чужаком на чужой земле. Она подозревала их в антисемитизме и сомневалась в их доброжелательности. Но Джефри они нравились. Он обзывал ее параноиком, а их считал «солью земли». И только представьте себе — он часами трепался с ними!
Карен осмотрела гостиную — все ли в порядке. Это было огромное помещение с декоративно-амбарными балками на потолке. Помимо двух закутков с диванами и креслами, здесь находился только большой застекленный обеденный стол с дюжиной светлых виндзорских стульев. На стенах за диванами и столом был развешен триптих старого приятеля Джефри — Перри Сильвермана, выполненный в мягких, почти бесцветных тонах. Цветовая тональность комнаты создавалась двумя потрясающими керманскими коврами, расстеленными на полу. Они были сделаны из смеси шерсти и шелка и имели нежнейший цвет, оттенки которого менялись, когда вы шли по нему. Кроме картин Сильвермана и этих ковров, Карен ничего не нравилось. Картины они получили в качестве свадебного подарка, а вот ковры обошлись ей в тридцать тысяч долларов за каждый — и это по оптовой цене, благодаря посредничеству знакомого декоратора, друга Карла. Но ковры стоили этих денег: они создали комнату.
53 
