Особенно,... 
71 
Александр Колвин и его дочь уезжали из замка совсем не так, как в него прибыли. Путевая карета графа Хэвершема, ведомая четверкой превосходных коней, везла их до Лондона. Карета была снабжена отличной новомодной рессорой, и ее не сравнить было ни с ремнями, которые использовались когда-то, ни с пружинами, еще не везде вышедшими из употребления. Весь экипаж оказался на редкость удобен, и седоки не раз добрым словом вспомнили графа.
По пути остановившись в гостинице, чтобы перекусить, они обнаружили, что граф снабдил их не только изрядным количеством съестного, но и отличным спиртным для поддержания сил — кларетом и марочным бренди: напитки превосходно поддерживали Александра Колвина все время их путешествия.
Достигнув Лондона, они остановились там в Хэвершем-хаусе на Гровенор-сквер, и хотя отец, не мешкая, сразу же отправился на боковую, Теодору захватили сокровища, которые таил в себе городской особняк графа, и она посвятила им значительное время, разглядывая их.
Здесь тоже были картины. Пусть только отец окрепнет — и полотна приведут его в полный восторг, когда он взглянет на них, в предвкушении думала Теодора.
Мажордом, встретивший их по прибытии, любезно дал Теодоре некоторые необходимые разъяснения относительно пребывания в особняке: где что расположено, что приготовлено именно для следующих в Маунтсоррель.
— Его светлость написал мне, мисс Колвин, — напоследок доложил мажордом, — и настаивает, чтобы вы остались здесь на две ночи. Это требуется вашему отцу. Пусть он вернется домой не изможденным долгой дорогой.
— Как это предусмотрительно! — пробормотала Теодора, тронутая заботой.
— Его светлость также попросил меня пригласить портного… И я хотел бы узнать, удобно ли вам, если встреча будет назначена на завтра на десять часов утра.
— Портного?
Лицо мажордома было непроницаемо для тех эмоций, какие он, скорее всего, испытывал.
— Я полагал, вы знаете, мисс Колвин… Его светлость пишет, что между вами и им велась речь о том, чтобы был написан портрет — ваш портрет с розовыми водяными лилиями, которые его мать посадила в фонтане во французском садике в замке.
Ах вот оно что… Теодора потупила взгляд.
— Его светлость, — продолжал мажордом, — очень настаивал, чтобы цвет платья, которое будет на вас при позировании, был в точности таким, как цвет платья Мадонны на картине Ван Дейка. Она висит в его личных покоях, я ее видел — и вот… взгляните…
Он вытащил кусок шелка и протянул Теодоре.
— Его светлость настаивает, чтобы был именно этот цвет… конечно, если вы его одобряете. И он предложил, мисс Колвин, чтобы ваш отец порекомендовал ему художника, и чтобы вы тем временем заказали два платья, одно дневное, другое вечернее.
Теодора весело улыбнулась.
Как же умно и тонко граф дарит ей платья: не нарушая приличий — и так, чтобы ей легко было их принять. Она — по его замыслу — делает ему одолжение! Виртуоз галантного обхождения! Для отказа у нее не было и тени повода. Сердце ее наполнилось радостью.
— Да, десять часов мне очень даже подходит, — пряча радостную улыбку, ответила она мажордому.
А потом они снова отправились в путь, и снова в карете графа.
Отец только и мог говорить, что о картинах в Хэвершем-хаусе, которые он успел осмотреть. А Джима переполняли эмоции по поводу еды и вина, которые им и тут дали с собой в дорогу.
— Не бывать тому, чтобы хозяин стал так же плох, как до поездки, мисс Теодора, — возгласил он ликующе. — Большому куску рот радуется, вот и будем жить в полном довольстве и здравии. Все хорошо, что хорошо кончается…
— Это уж точно, Джим! — расхохотавшись, согласилась с ним Теодора.
Ей не терпелось поблагодарить за все графа — он учел каждую мелочь для их удобства и этим словно был рядом с ними. Казалось, все вокруг напитано его любовью, свидетельства которой Теодора получала то тут, то там. Даже Маунтсоррель, когда они въехали в ворота поместья, не смотрелся теперь старой развалиной. В нем сквозило очарование старины, но на первый взгляд выступало благородство архитектурных линий… Или состояние души определяет то, что человек видит вокруг? Если безысходность на сердце — то ее он видит во всем? И наоборот: если ты счастлив, то и вокруг все светло и прекрасно…
И судьба как будто внезапно решила, помучив их вдоволь, что этого с них достаточно: на полу в холле, когда они переступили порог дома, лежало письмо, которое протолкнули сквозь щель для почты.
71 
