73 
Он целовал ее до тех пор, пока комната не закружилась вокруг них, а они не почувствовали, что вот-вот рухнут на пол… Или они просто летят в рай, который прежде искали, нашли, но он был недосягаем, а теперь они обрели его снова.
— Я люблю тебя! — задыхаясь, с трудом проговорил граф. Голос его был хриплым, срывался. — Я люблю тебя, моя милая, и больше не боюсь говорить об этом. Я люблю тебя! Я люблю!
И он снова ее целовал, страстно, властно и требовательно…
Все куда-то исчезло, осталась только любовь, такая сияющая и яркая, что ослепила их, и не было слов на земле, чтоб ее описать.
* * *
Вечность спустя, уже в ее спальне, граф попросил — бархатный тембр мужского голоса сводил ее ума:
— Позволь мне взглянуть на тебя, моя драгоценная. Мне все еще трудно поверить, что ты реальна и что до конца жизни мне не нужно будет довольствоваться твоим портретом.
— А я в первый раз надела сегодня платье, которое ты мне… подарил! Мне вдруг подумалось, что ты можешь приехать непременно сегодня! И я не ошиблась!
Он пальцем провел по ее щеке. Затем по бровям, по носу, коснулся губ… Они были припухшие, с легким изящным изгибом, нежные. Он поводил по ним пальцем… Это ее взбудоражило — она задержала дыхание, но не смогла удержаться, задвигалась, настойчиво прося новой ласки.
— Твое лицо — это лицо любви, — выдохнул граф.
— Я… люблю… тебя! — Слова ее были почти не слышны, но в них таилась глубокая страсть…
— Ты моя, все остальное не имеет значения. Страданием было ждать так долго, но…
— Что-то… случилось?
Теодоре стало вдруг страшно: неужели сейчас все, что происходит с ними, исчезнет?
— Об этом я и хотел тебе рассказать, но сейчас я могу думать только о том, как ты прекрасна. Молчи… Молчи… — Он снова положил палец на ее губы и снова погладил их кончиком пальца, потом погладил ей веки в темных ресницах, мраморный чистый лоб… — Дай мне запомнить тебя — такую… — Граф гладил ее лицо, но Теодору внахлест обуревали противоречивые чувства.
— Ты меня очень… очень… волнуешь, — отвечала она, — но… пожалуйста… я должна знать. Что? Что? Что происходит? Ты приехал проститься? Мы опять расстаемся?
Он взял ее руку и стал целовать пальцы, каждый, один за другим…
— Я пытаюсь думать о том, что должен тебе сказать, но все, чего я хочу, это продолжать твердить, как я люблю тебя.
— Нет, расскажи мне все! — взмолилась Теодора. — И потом, наверное, нам… не нужно будет… снова к этому возвращаться.
Ее голос слегка дрожал. Неужели леди Шейла вернулась из Франции и предъявила претензии графу?.. Она, помнится, жалела о своих драгоценностях.
— Главный констебль — он сделал почти невозможное! Конечно, было расследование. Но он смог настоять на формулировке «смерть от несчастного случая», — услышала она слова графа. И чуть не расплакалась — от напряжения.
Но только легонько вскрикнула.
— Это правда?.. Это действительно правда?
— Поскольку полиция не могла найти никого, кто засвидетельствовал бы, что видел убийцу, и не было никого, кто мог бы небезосновательно быть задержан как подозреваемый, дело закрыли…
Теодора облегченно вздохнула и откинулась на подушке.
— Я так… тревожилась… за тебя.
— А я беспокоился, как бы это не задело тебя. Не хотел, чтобы ты была вовлечена во все даже как гостья в замке. Не хотел, чтобы это тебя хоть как-то коснулось… Теперь все кончено, я свободен, моя милая, — я свободен, чтобы просить твоей руки и того счастья, которого у меня никогда не было.
— Это то… чего я хочу, — сияя, ответила Теодора. — И я хочу помочь тебе… все забыть.
— Это будет просто, когда ты будешь рядом со мной. И потому я думал вот о чем, пока ехал сюда: ведь было бы невыносимо для нас обоих… быть вынужденными ждать приличествующий год траура.
Глаза Теодоры засветились, словно в них вспыхнул солнечный свет.
— Ты имеешь в виду… нам можно уже?..
— Если ты на это согласна. У нас будет очень тихая и скромная свадьба. Мы ничего никому не скажем, а затаимся. Есть у меня один дом, довольно уединенный, в дебрях Девона. А когда истечет официальный срок моего траура, мы можем всем объявить, что только что поженились, — если ты, конечно, согласна.
Теодора издала короткий нечленораздельный счастливый возглас: слов у нее не было.
— Я подумал еще и вот о чем, — продолжил граф. — Мы можем попросить твоего отца пожить в замке в наше отсутствие и поработать там над картинами. За ним будут очень хорошо ухаживать. И, поскольку некоторые из моих многочисленных родственников не откажутся погостить там в мое отсутствие, он не будет один.
— Как это у тебя получается так все чудесно спланировать? — спросила вконец обессилевшая от восприятия новостей Теодора. Столько радостей свалилось на нее… на них! — в один миг.
— Я был уверен, что ты согласишься! — граф посмотрел на нее хитровато и исподлобья. — И потому у меня с собой специальное разрешение!
Он обнял ее и притянул к себе.
— Ты немедленно выйдешь за меня замуж, моя Мадонна, моя прекрасная девочка! Но ты знаешь, как давно ты живешь в моем сердце! Теперь же я могу не только смотреть на тебя, но ощущать и твою любовь, и тебя всю из плоти и крови, мою несравненную, радость всей моей жизни…
Он не стал ждать, пока она скажет «да», — их губы слились, а тела превратились в одно, единое, неделимое…
73 
