23 
— Это самое нелепое из всего, что я когда-либо слышал.
— Что? — отозвалась Карен. Ответом на ее признание в своей боли был его упрек.
— Это не просто нелепость, — продолжал Сэм, взметнув руки вверх, — это эгоистичная нелепость.
— Эгоистичная? — вскинулась она, соскочив с кровати, и, стащив простыню, обернула ее вокруг тела наподобие тоги. — Я эгоистична? Ты считаешь, что я эгоистка?
— Вообще-то ты совершенно права, — проскрипел Сэм и наклонился, нависая над ней. Ты сдалась, Карен. Тебе наплевать на меня и на то, что я чувствую. Ты решила собраться и уйти, потому что я могу погибнуть?
Почему это звучит так дико из его уст? Карен немедленно отогнала эту мысль и попыталась объяснить:
— Дэйв был всегда таким же хорошим солдатом, как и ты. И все равно он погиб. Можешь ты гарантировать, что с тобой этого не случится?
— Черт, нет, конечно!
— Тогда уходи, — отрезала Карен.
— Ты уверена?
Она сложила руки на груди, подняла подбородок и кивнула вызывающе.
Сэм закрыл лицо руками. Потом опустил руки и спросил Карен:
— Значит, если бы ты была замужем за бухгалтером и он скончался бы за своим письменным столом, ты бы никогда не стала встречаться с другим бухгалтером?
— Это не одно и то же.
— В чем разница?
— Твоя профессия по определению более опасна, чем профессия бухгалтера.
— И я ей обучен.
— Как и Дэйв.
— То, что один морской пехотинец умер, не значит, что я тоже умру.
— Я понимаю, — пробормотала Карен, чувствуя, что гнев внутри нее убывает, сменяясь отчаянием и ощущением пустоты. Ни один из них не может ничего изменить. — Ты ожидаешь, что я буду встречаться с мужчиной той самой профессии, которая убила моего жениха?
Сэм потянулся к ней и положил руки ей на плечи. Теплота этого прикосновения пронзила ее, и Карен пыталась не думать о том, как много она теряет. Но будущая жизнь без Сэма Паретти представилась ей разверзшейся черной бездной.
— Если бы я считал, что этого достаточно, чтоб рассеять твои опасения… — она смотрела в его глаза цвета виски, и Сэм продолжил:
—..может, я бы подумал о том, чтоб оставить корпус.
Ощущение счастья пронзило Карен, но тут же угасло. Сэм завершил свою мысль:
— Но это ничего не изменило бы. Ты боишься не корпуса, Карен. Ты боишься боли.
— Разве кто-то не боится?
— Да, я полагаю, — сказал он. — Разница между тобой и всеми остальными в том, что большинство людей идут вперед и живут своей жизнью. А ты предпочитаешь прятаться.
— Это не страх, — возразила Карен.
— Разве? — Он взял ее лицо в свои руки. — Тебе проще убежать в неизвестность, чем рискнуть просто забыть об этом страхе. Одна беда: ты совсем не учитываешь, что на этом пути не будет радости.
— Ты не понимаешь.
— Нет, дорогая, — сказал Сэм печально, — это ты не понимаешь, что делаешь. В лучшем случае жизнь — это азартная игра, Карен. Каждый день ты убегаешь от риска, что этот день может стать последним. Но если ты всю жизнь боишься смерти, то никогда не живешь полной, настоящей жизнью. Тогда уж лучше сразу лечь в могилу.
Возможно, сказанное им имело смысл, но страх был непобедим, и Карен слишком долго стояла к нему лицом. В тени было спокойно, безопасно. Жить в страхе в любом случае означает риск нарваться на боль.
Смерть Дэйва травмировала ее. Но ее чувства к Сэму были настолько глубже, что его смерть убила бы ее.
— Я не могу, — сказала Карен. — Я никак не могу остаться с тобой, Сэм.
Он почувствовал, как у него сжалось сердце.
Снова тоска и боль. Страх просвечивал в ее глазах, и ее смятение усилилось. Как он может бороться с ее страхом? Как может убедить ее, что, прячась от страха, она только дает ему власть над ней?
Сэм обнял ее, утешая. Раскаяние нарастало в нем и смешивалось с раздражением, возникшим с той минуты, как она объяснила, почему порвала отношения с ним.
— Знаешь что, Карен? — сказал он. — Видимо, ты была права, что ушла.
— То есть?
— Да. — Он почесал рукой щеку и сказал:
— Я обречен быть морским пехотинцем, несмотря ни на что. Это мое. И если ты не можешь принять это, то тогда как раз вовремя ушла.
— Я…
— Я серьезно, — сказал он, перебивая ее, потому что слова рвались из него. — Я не гарантирую тебе, что доживу до старости, — как и никто другой. Но муж — морской пехотинец — достаточно серьезно, чтобы испытывать страх.
23 
