Он посмотрел на берег. И пирс, и либерийская посудина — как на ладони. Действительно, первый ряд партера…
— Я и подумать не мог, что это вы, — тихонько сказал Рональд с капелькой прямо-таки детского любопытства. — Впервые в жизни вижу человека вашего ремесла…
— Ремесло как ремесло, — пожал плечами Мазур. — Поначалу будоражит, а с годами превращается в рутину. У вас наверняка то же самое?
— Ну, вообще-то да… За успех из суеверия пока что пить не будем, конечно?
— Конечно, не будем, — сказал Мазур, тоже всегда отдававший дань тому же суеверию.
— Ну, тогда выпьем за тех, кто без всяких проволочек дал в Москве санкцию?
— А вот за них следует прямо сейчас, — кивнул Мазур. Разумеется, дружба меж ними мимолетная, прихотливое стечение обстоятельств, а потому не следовало посвящать нежданного напарника во внутренние секреты. Никто в Москве, вообще в Союзе — этой операцией не занимался. Шифровка с «Ворошилова» не пошла дальше Конакри, откуда уже через четверть часа Михаил Петрович дал добро. Судя по ничтожно малому отрезку времени, он ни с кем выше стоящим не связывался — значит, в том числе обладал и полномочиями давать подобные санкции. Хорошо, когда не так уж далеко отсюда присутствует такой вот Михаил Петрович: случалось, шифровки путешествовали туда и обратно гораздо дольше, одобрения или отказа приходилось порой ждать сутками…
Как обычно в таких случаях, оставшиеся пятнадцать минут тянулись невероятно долго, а секундная стрелка, не говоря уж о минутной, словно черепахой ползла. Они сидели, попивая виски, напряженно перекидываясь пустыми репликами, не сводя глаз с судна, где на юте размеренной походочкой механического игрушечного солдатика расхаживал от борта к борту вахтенный. Бдил, собака, как настоящий часовой, со всем усердием, не проявляя ни малейших поползновений забиться куда-нибудь в уголок подремать — что решительно не похоже на нравы таких вот потасканных «коробок» под либерийским флагом, где экипажи обычно состоят из разноплеменных разгильдяев, порой впервые в жизни вышедших в море. Нет, тот бдит всерьез — так что, похоже, из посвященных…
— Ну, должно же уже… — нетерпеливо бросил Рональд.
— Рано, — сказал Мазур, глянув на часы, перед отплытием тщательно сверенные с таймерами мин. — Однако, вот-вот…
Как частенько случается, хоть он и знал время с точностью почти до секунд, все показалось полной неожиданностью.
Грохнуло так, что даже на этом расстоянии едва уши не заложило, над левой носовой скулой, над палубой взлетел высоченный столб огня, рассыпавшийся мириадами искр наподобие праздничного салюта, повалил густой дым. Между своими говоря, то был стандартный учебный заряд, чистой воды имитация, неспособная даже поцарапать обшивку — но выглядело со стороны весьма внушительно. А уж для бедняги вахтенного… Мазур прекрасно видел, как он ошалело присел на корточки, зажимая голову руками — вот уж у кого уши заложило, а то и штаны стали мокрыми…
И минуты не прошло, как на палубу повалили морячки, все до единого в одних трусах. Их набралось не так уж мало, один, по ухваткам видно, капитан, подскочил к скрючившемуся в три погибели вахтенному, поднял его за шиворот и явно принялся расспрашивать — но вахтенный, без бинокля видно, временно лишившийся дара речи, лишь стоял, как манекен.
На палубу выскочили еще несколько человек.
— Я их считаю, — сказал Рональд. — Экипаж в полном составе.
— Ну и отлично, — проворчал Мазур. — Не придется брать лишний грех на душу…
Он покосился влево. Музыка по-прежнему гремела, но все плясавшие — и примкнувший к ним часовой с кормы — торчали у планшира, таращась на либерийскую посудину с изумлением (шлюхи с искренним, рослые парни, конечно же, с наигранным).
И тут сработал второй заряд, идентичный первому. Снова оглушительный грохот, мириады искр, столб густого дыма… Мазур так и не понял, была ли отдана команда — но матросики, толкая и отпихивая друг друга, кинулись к трапу так, словно за ними гнался местный болотный черт Самбата — создание, как считает традиция, весьма неприятное, не гнушающееся при случае полакомиться человечиной. Палуба опустела в какие-то секунды, отлично можно было рассмотреть, что «либерийцы» остановились и повернулись к покинутому кораблю, лишь отбежав метров на двести, и то только половина, остальные убежали еще дальше. В порту коротко взвыла сирена пожарной тревоги, на высоких решетчатых мачтах вспыхнули гроздья прожекторов, ярко осветивших кораблик и его беглый экипаж. Этим все надолго и ограничилось: зная местные нравы, Мазур не сомневался, что портовые пожарные и аварийная команда еще только штаны неторопливо натягивают, зевая во весь рот.