— Нет, напротив. Нили капитулировал, — ответил Харт. — Дэвид сейчас им занимается.
— Поздравляю. А победы всегда делают тебя таким злым?
— Нет. — Харт улыбнулся. — Просто я не хочу говорить о Нили.
— Тогда о чем же ты хотел поговорить? — Она взглянула на него с лукавой улыбкой. — Может, о цветочном убранстве бального зала? Или о нехватке волованов на ужин?
Вместо ответа Харт поддел пальцем верх ее длинной, почти до локтя, перчатки и потянул вниз, «стреляя» пуговками. Затем поцеловал обнажившееся запястье и мысленно воскликнул: «О, милая Элинор, как же я хочу тебя!»
Ему хотелось соединиться с ней и очистить себя от той скверны, которой замарал себя и еще замарает на пути к посту премьер-министра. Он затеял этот бал с ужином, чтобы завоевать доверие тех, кто поможет ему заполучить власть. Он превратился в человека, готового заключить сделку хоть с самим дьяволом — лишь бы это помогло выиграть выборы.
Но ему больше не хотелось быть таким. В этот миг он хотел только одного — Элинор. И ужасно хотел забыть о существовании всего остального мира.
В следующее мгновение Харт привлек ее к себе и поцеловал в полуоткрытые губы. И тотчас же между ними словно что-то вспыхнуло. Вернее — не «что-то», а пламя страсти, конечно же. На мгновение отстранившись, Харт снова привлек ее к себе и принялся покрывать поцелуями ее шею и плечи. Затем подхватил на руки и уложил на стол со стопками белья. Прежде чем она успела опомниться, Харт навис над ней, придавив ладонями к столу.
— Ты испортишь белье, — пробормотала Элинор. — А ведь они так старались…
— Я плачу своим слугам самое высокое жалованье в Лондоне.
— Чтобы они мирились с тобой!
— Чтобы позволили овладеть любимой на стопке чистого белья.
Харт выудил из-под ее плеча пару дамских штанишек из тонкого полотна, отделанного кружевом.
— Твои, полагаю…
Элинор попыталась выхватить их.
— Харт, ради Бога!.. Не смей размахивать моим исподним!
Герцог отстранил руку, чтобы Элинор тянулась до штанишек. И, нахмурившись, спросил:
— Почему они протерты почти до дыр? — Ткань и впрямь истончилась донельзя, а кружева были многократно штопаны. Харт нашел среди белья такой же лифчик. И он тоже был аккуратно заштопан. — Изабелле придется позаботиться о твоем туалете, Эл.
— Я и сама могу это сделать, — заявила Элинор с гордостью. — Куплю себе белье после первого же жалованья.
— Вот и хорошо. А это выкинь.
— Придется, если ты его порвешь.
— Так и сделаю. — Харт провел лифчиком по ее щеке. — Ведь это — полотно… А я хочу видеть тебя в шелках.
— Шелк дорогой. Батист более практичный. Впрочем, ты не должен видеть меня ни в том ни в другом.
Харт снова взял ее штанишки.
— Когда наденешь их завтра, подумай обо мне. — С этими словами он прижался к штанишкам губами.
Элинор покраснела.
— Какая наглость! — воскликнула она.
Герцог взглянул на нее с удивлением:
— Наглость?
— Ты ужасный, Харт…
— А я никогда и не претендовал ни на что другое. — Он уронил штанишки на кучу белья и добавил: — Ты делаешь меня порочным, Эл. Когда я вхожу в комнату, в которой находишься ты, мне плевать на всех и вся.
— В таком случае не заходи туда, где нахожусь я. Ведь на тебе теперь слишком большая ответственность.
— И ты снова ворвалась в мою жизнь в тот самый момент, когда я понял, что вот-вот добьюсь своего самого большого успеха. Эл, почему?
— Чтобы помочь тебе. Я ведь уже говорила…
Харт наклонился, чтобы заглянуть в голубизну ее глаз.
— А мне кажется, что это Господь решил на мне отыграться. И теперь мстит.
Элинор нахмурилась:
— Не уверена, что Господь на такое способен.
— Со мной, — способен. Потому что во мне всегда жил дьявол. Или, может быть, ты послана, чтобы спасти меня?
— Очень в этом сомневаюсь. Никто не сможет спасти тебя, Харт Маккензи.
— Вот и хорошо. Я не хочу, чтобы ты спасала меня. По крайней мере сейчас.
— Тогда чего же ты хочешь?
— Хочу, чтобы ты поцеловала меня, Эл.
Едва заметно улыбнувшись, она обвила его шею руками, и Харт тотчас же забыл обо всех своих проблемах — забыл обо всем, кроме Элинор.
Их губы встретились, и белье под ними заскользило, когда он, уложив ее поудобнее, поставил колено меж ее ног. Ему не терпелось сорвать с нее юбки и панталончики, не терпелось овладеть ею, слиться с ней воедино — ведь именно эту женщину он всегда желал, жаждал все эти годы.