Но Харт знал: если он вежливо попросит — она ответит отказом. Значит, придется быть невежливым.
Харт окончательно стащил с нее перчатку и прижался страстным поцелуем к ее ладони. Перчаткой же обвил ее запястье и свое.
Элинор наблюдала за ним настороженно, не понимая, что он под этим подразумевал. Харт тоже не вполне это понимал — ему лишь хотелось находиться как можно ближе к Эл.
И это странное перевязывание перчаткой словно обдало жаром ее. Она вдруг осознала, что перчатка вокруг их запястий привязала его к ней, а ее — к нему.
Много лет назад Харт научил ее целоваться. А затем этот же мужчина соблазнил ее и лишил невинности. И вот сейчас он, лежа на ней, тихо прошептал:
— Эл, я хочу тебя.
Точно так же Харт произнес ее имя в тот день в летнем домике в Шотландии. Он сказал ей, что хочет ее, и объяснил, как именно хочет. Она тогда засмеялась, довольная своей властью над ним. Элинор Рамзи поставила великого Харта Маккензи на колени!
Глупая, глупая Элинор… Никогда она не обладала властью над Хартом, и в тот самый день он это доказал. А сейчас доказывал снова, целуя ее.
Элинор чувствовала, как его дыхание обжигало ее, а потом она вдруг поймала себя на том, что поглаживает Харта по волосам.
Но ведь он уничтожит ее! Снова уничтожит!
«Харт, нет! Отпусти меня!» — воскликнула она мысленно.
А он по-прежнему покрывал поцелуями ее шею и плечи. От танцев она разогрелась, потом замерзла на террасе — теперь же вся пылала.
Тут Харт прижался к ней всем телом, и она, сама того не желая, обняла его.
Но он вдруг чуть отстранился, поднял голову и, заглянув ей в глаза, прошептал:
— Я скучал по тебе, Эл.
«А я скучала по тебе, так скучала, что это разбило мне сердце», — подумала она со вздохом.
Но Элинор знала, что сдастся. Да, сегодня она позволит ему овладеть ею, чего бы это потом ни стоило. И все же ее испугало то, что она с такой легкостью согласилась подчиниться.
Тут Харт, поцеловав ее руку, снова прошептал:
— Эл, я хочу тебя…
Она тихонько вздохнула.
— Знаю, Харт.
— Нет, не знаешь. Не можешь знать. — Он покачал головой. — Ты сама невинность, а я — воплощение порока.
Элинор улыбнулась. Ее сердце застучало громче.
— Должна признать, что в тебе и впрямь есть что-то от дьявола.
— Ты не имеешь ни малейшего представления о том, чего может захотеть мужчина вроде меня.
— Нет, имею. Я помню летний домик. И помню твою спальню — здесь, наверху, а также в Килморгане.
Трижды она спала с Хартом Маккензи. И трижды в жизни думала, что умрет от счастья.
— О, все это — совсем не то, Эл. Я тогда сдерживал себя, потому что не хотел сделать тебе больно.
Казалось, Харт и сейчас сдерживал себя. При этом в его глазах было отчаяние, которое Элинор никак не могла объяснить.
— Эл, ты бесценная… и хрупкая, — пробормотал он. — Но в тебе есть огонь, к которому мне хочется прикоснуться. Я хочу показать тебе свои порочные игры и выпустить этот огонь наружу, хочу научить тебя обращаться с таким огнем.
— Звучит интригующе…
— Возможно, Эл. Но я бываю… очень скверным.
— Я тебя не боюсь, — ответила она с улыбкой.
Харт рассмеялся, и в его смехе прозвучали хрипловатые нотки.
— Потому что ты в действительности не знаешь меня.
— Знаю лучше, чем ты думаешь.
— Ты искушаешь меня, когда так смотришь, Эл. Искушаешь… и этим своим веером. — Харт взял его со стола и запустил через комнату.
Элинор всплеснула руками:
— Боже милостивый! Харт. Если ты сломал его… Веер очень дорого стоит.
— Куплю новый. Я куплю тебе целую гору вееров, если пообещаешь никогда не использовать их так, как использовала сегодня этот, сообщая мне и всем остальным мужчинам, что хочешь, чтобы тебя поцеловали.
Глаза Элинор расширились.
— Но я ничего подобного не делала!
— Ты то и дело постукивала этой проклятой штуковиной по губам и бросала поверх нее лукавые взгляды.
— Ничего подобного.
— Меня так и подмывало овладеть тобой прямо там, в бальном зале. Я и сейчас хочу тебя. Хочу раздеть на этом столе и… — Он внезапно умолк.
Элинор, судорожно сглотнув, пробормотала:
— И что?..
Харт пристально посмотрел на нее.
— Я хочу всего. Хочу приходить к тебе в комнату каждую ночь и делать с тобой все, что пожелаю. Так что лучше запирай на ночь свою дверь, Эл. Потому что я не знаю, как долго смогу сдерживаться.