Объявление о смерти Сары и новорожденного младенца окружал венок из цветов, вырезанных из открытки. Рядом Элинор приписала: «Из-за него у меня тяжело на сердце».
Последующие статьи сообщали о выходе герцога Килморгана из траура и о его еще более упорном восхождении к политическим вершинам. «Он метит в премьер-министры», — писал один из журналистов. «Это шотландское вторжение повергнет Англию в трепет», — писал другой.
А на следующей странице Харт наконец-то обнаружит искомые снимки. Пока что Элинор собрала пятнадцать фотографий. Она аккуратно вклеила каждую из них в альбом и обвела цветными карандашами — красным, синим, зеленым и желтым. Причем под каждой имелась подпись, например: «Получена 1 февраля 1884 года»; или же: «Обнаружена в магазине на Стрэнде, февраль 1884 года».
На одних фотографиях он был снят в анфас, на других — со спины или в профиль. Имелся и Харт в одном килте, а также Харт обнаженный, улыбающийся и Харт, пытающийся изобразить высокомерную усмешку горца. Снимок со смеющимся Хартом в килте — когда он, очевидно, просил Анджелину не щелкать затвором — обрамляли завитушки, и сделанная Элинор подпись гласила, что этот снимок самый лучший.
Харт перевернул оставшиеся страницы, пустовавшие в ожидании новых фотографий. Собираясь закрыть альбом, он заметил, что обложка как-то неестественно топорщится. При ближайшем рассмотрении обнаружил, что между внешней и внутренней сторонами обложки что-то есть. Без труда отслоив внутреннюю часть обложки, он обнаружил под ней письма. Их было немного, возможно — не больше десятка. Развернув одно из них, Харт тотчас узнал собственный почерк.
Элинор сохранила все письма, которые он когда-либо написал ей.
Пролистывая их, Харт опустился в кресло. Он увидел, что Элинор даже сохранила его первое корявое послание, отправленное в тот день, когда он планировал свою первую встречу с ней.
«Лорд Маккензи просит леди Элинор Рамзи почтить своим присутствием лодочную прогулку и пикник 20 августа у подножия Килморганского замка. Прошу ответить посыльному, но не давать ему чаевых, потому что он уже выманил у меня достаточно денег за то, чтобы доставить вам эту корреспонденцию. Заодно он навестит свою матушку.
Ваш преданный слуга Харт Маккензи».
Он помнил дословно ее письменный ответ.
«Моему просто знакомому лорду Харту Маккензи.
Сэр, джентльмен не должен писать даме, если не является ее родственником или женихом. Что уж говорить о поцелуе на балу. Полагаю, что поцелуй не должен повториться на берегу реки у подножия Килморгана, каким бы романтическим ни было окружение, — ведь из дома это место хорошо просматривается. К тому же джентльмен не должен приглашать даму на лодочную прогулку сам. Написать письмо за него должна, например, его незамужняя тетя, и эта дама должна заверить упомянутую юную леди, что она, тетя, будет присутствовать при их встрече в качестве сопровождающей. Взамен я приглашаю вас в Гленарден на чай. Однако сама я не могу просить джентльмена, не приходящегося мне родственником, выпить со мной чая, поэтому я попрошу сделать это отца. Не пугайтесь, если его приглашение перерастет в описание медицинских свойств синего грибка или чего-то другого, что заинтересует его к этому моменту. Поверьте, для него это характерно. Но я приложу все усилия, чтобы он придерживался темы письма».
Это очаровательное послание рассмешило Харта, и он тут же набросал ответ.
«Дама также не может писать джентльмену, моя смелая плутовка. Сделайте милость, привозите на лодочную прогулку и своего отца. У него будет возможность нарыть в окрестностях столько грибов, сколько душе угодно. Мои братья тоже будут там вместе с соседями, что подразумевает группу светских матрон, так что ваша добродетель будет надежно защищена от меня. Обещаю, что не стану целовать вас на берегу реки. Для этого я уведу вас в чащу леса.
Ваш покорный слуга и гораздо больше чем «просто знакомый»
Харт Маккензи».
Он отложил письмо, вспоминая ту лодочную прогулку. Элинор тогда приехала с графом Рамзи и довела его, Харта, до безумия, флиртуя то с Маком, то с Камероном. И она предусмотрительно не позволяла ему никаких вольностей, пока не пошла в лодочный сарай за тростью, забытой одной престарелой дамой. Доброта стала ее падением, потому что Харт застал ее в лодочном сарае одну.